Илья Тамигин - Важнее и сильнее всего… Повествование о запутанной любви

«Я обязательно найду тебя! Не знаю, как, не знаю, когда, но найду!» – такая мысль настойчиво пульсировала в голове.

В дверь постучали. Кто бы это мог быть? Она же никого здесь не знает! Открыла, забыв спросить, кто там. На пороге стояла худенькая девушка с двумя чемоданами и стопкой белья подмышкой.

– Здравствуй… те… Комендант мне сказала, что у вас есть свободная кровать и я могу её занять, – несколько неуверенно, со странным акцентом, проговорила незнакомка.

– Да! Конечно! Входи… те, – обрадованно заулыбалась Эстрелла.

Девушка вошла, поставила чемоданы, положила бельё на койку.

– Давайте знакомиться! – она протянула руку, – Я Хельга Мюллер, из Шварценбурга. Это в ГДР.

– А я – Эстрелла Рамирес, из Гаваны! – пожала руку Эстрелла, – Это на Кубе!

Несколько секунд они изучающе разглядывали друг-друга. Хельга была блондинка с короткой стрижкой, длинноватым носом, большим тонкогубым ртом и серыми глазами. Не красавица, одним словом.

– Я только что приехала в Москву, голова от впечатлений трещит! – бледно улыбнулась Хельга, – А вы здесь давно?

– Давно… Вчера приехала, – сообщила Эстрелла, затем не удержалась и гордо похвасталась:

– Сегодня даже гулять ходила!

– О, так вы… как это сказать по русски… старожилица!

Обе облегченно рассмеялись.

– Я собиралась готовить обед. Вы, наверное, голодны? Поедим вместе?

– С удовольствием! Только у меня никаких продуктов нет…

– Неважно, я все купила! Представляешь, без талонов! Даже сыр!

Хельга недоуменно подняла брови: тайна торговли по талонам была ей неизвестна.

Совместное приготовление обеда на непривычной электрической плите способствовало сближению. К концу этого процесса девушки были уже на «ты». Правда, картошка слегка подгорела, но это не имело большого значения.

– Я привезла бутылку вина, чтобы отпраздновать приезд, – застенчиво поведала Хельга, доставая из чемодана упомянутый сосуд, – Только у меня нет штопора.

– Есть штопор, есть! – Эстрелла достала из тумбочки инструмент, – Давай, открою!

Чмокнула пробка, светлое вино забулькало в стаканы. Девушки чокнулись. Вино было сладковато-горьковатое, легкое, с отчетливым терпким привкусом белого винограда. Немецкий готический шрифт на этикетке Эстрелла расшифровать не смогла.

– Как называется это вино?

– Это есть «Либфраумильх», а по русски… э… «Молоко Любимой Женщины» – перевела Хельга.

– О! Тогда оно для мужчин!

Они смеялись, лопали жареную картошку с «Полтавской» колбасой, и разговаривали, разговаривали, разговаривали. Двум девушкам с разных концов планеты найдется, о чем поговорить, не так ли? Решили завтра сделать совместную вылазку в магазины, надо же чем-то тело прикрыть! А десятого числа они пойдут в деканат и попросят, чтобы их определили в одну группу.

Потом Эстрелла опробовала новенькую кофемолку и сварила кофе в маленькой кастрюльке для варки яиц, нашедшейся в чемодане Хельги. Не забыть завтра купить джезву!

Хельга попробовала бодрящий напиток и сморщилась:

– Такой густой… как это сказать по русски… О! Как деготь! И горький!

– Так ты… это… сахару положи! – нашлась Эстрелла, слегка обескураженная оценкой своего кофеварного мастерства, ибо дома её кофе всегда хвалили.

Хельга всыпала в свой стакан три ложки сахара и долила молока.

– Никогда не пила такой крепкий! Я теперь, наверное, всю ночь не усну!

– До ночи ещё далеко, – возразила Эстрелла, – Слушай, а расскажи мне о…

И они продолжали обмениваться информацией до самой темноты.

Наконец, зевая, девушки принялись готовиться ко сну. Когда Хельга надевала ночную рубашку, Эстрелла заметила нечто необычное, и, не удержавшись, спросила:

– А ты, что, подмышки бреешь?

– Ну, да! – удивленно откликнулась Хельга, – А ты, разве, нет?

Эстрелла смущенно промолчала, сделав вид, что ищет зубную щетку. Завтра она купит бритву, чтобы соответствовать европейским обычаям и стандартам!

Так прошло 7-е мая 1984 года.

Усатый казак в бараньей папахе с красной звездой налил два стакана водки из огромного самовара, стоящего посреди Красной Площади прямо в сугробе. Один стакан он протянул медведю, другой оставил себе. Медведь, довольно улыбаясь, произнес тост:

– Nazdoroviya! – после чего чокнулся с казаком и они дружно выпили до дна.

Казак вынул из кармана шаровар соленую селедку и закусил. В смысле, съел целиком, только голову выплюнул. Из другого кармана он достал балалайку и лихо ударил смычком по струнам. Медведь пустился вприсядку.

– Молодец, Топтыгин! Ай, молодец! Самец! – раздались одобрительные возгласы, – Ходи веселей!

Медведь старался во-всю, подпрыгивал, кружился, с криком «Асса!» метал кинжалы. Кинжалы с лязгом вонзались в булыжную мостовую.

– А ты что стоишь? – задорно крикнул казак Лючии, – Давай, тоже пляши!

– Я не умею, – застенчиво забормотала Лючия, но другой казак уже тащил её за руку:

– Не отнекивайся, знаем мы тебя!

Лючия принялась отбивать чечетку. Казак одобрительно хмыкнул и налил ей водки из самовара. Не переставая плясать, Лючия выпила. Сразу стало жарко, снег заискрился радужными искрами.

– А теперь иди туда! – казак указал смычком на гранитное здание у кремлевской стены.

У входа, над которым золотыми буквами было написано «Баня», стояли часовые, тоже казаки, и делали приглашающие жесты. Лючия застеснялась мыться в бане с самцами, в смысле, с мужчинами, и попыталась убежать, но грохнула Царь-пушка, одежда осыпалась с тела, как листья с каштанов, и… О-о… кругом мокрые голые тела самцов, они касаются её, похотливо трутся о бедра и грудь! Их руки все настойчивей, голова кружится от сладкой неги, тело сводит судорогой желания… Лючия понимает: самцам нужно от неё только одно, и отчетливо представляет, что именно. Ей стыдно, но она ждет этого с нетерпением. Вот, вот…

Лючия проснулась, часто дыша от возбуждения. В спальне было душно, несмотря на открытое окно. Лицо и грудь были влажными от пота, болела голова, тарахтело сердце. Стенные часы приглушенно прозвонили три четверти чего-то.

«Надо сходить в ванную, принять холодный душ» – решила девушка.

Надев халат, побрела босиком. Мягкий ковер ласкал разгоряченные подошвы, но, почему-то, сейчас это раздражало. Зайдя в душевую кабину, повернула золоченую рукоять в крайнее положение. Тугие струи хлестнули по плечам, хлынули на лицо, грудь и живот, зазмеились по бёдрам. Сразу стало легче: успокоилось сердце, прошла голова.

«Дурацкий сон! Красная Площадь, самовар, медведь, казаки… Подала, называется, заявление на советскую визу!» – хихикнула Лючия, выходя из душа.

Не вытираясь, встала перед зеркальной стеной. Подняла руки, слегка повернулась. Зеркало с готовностью отразило девичье тело среднего роста с широкими бедрами и большой красивой грудью. Отразило также и типичное лицо мадонны с полотен эпохи Возрождения, на котором выделялись немодные, густые, сросшиеся на переносице брови. Нос, губы и подбородок были очерчены четкими, но мягкими линиями. Правда, на голове волос не было (выпали по невыясненным причинам ещё в детстве!), но, несмотря на это, все равно очень симпатичное лицо! К сожалению, хозяйка отражения считала иначе…