Илья Тамигин - Важнее и сильнее всего… Повествование о запутанной любви

– Зачет, Миша! Конечно, есть небольшие огрехи, но в целом – очень хорошо!

Чиркнув спичкой, раскурил беломорину, зажатую в железных зубах (память о зоне!). Гравер он был непревзойденный, и его очень ценили в институте. А на зону попал за то, что в молодости сделал из серебряной ложки две медали соседу-фронтовику, утерявшему их по пьянке. Медали получились лучше прежних, сосед нацепил их на люстриновый пиджак и пошел хвастаться всем подряд. Уже на следующий день за Аскольдом пришли. Статья была тяжелая: подделка государственных наград шла как фальшивомонетничество! Короче, дали восемь лет строгого режима с конфискацией. Сосед тоже получил три года, как сообщник.

Выпустив дым, Аскольд Арнольдыч прищурился:

– Колись, Миша, зачем тебе столько листов?

– Да, так… – Михаил отвел глаза и покраснел.

– Значит, не желаем признаваться? Ну-ка, в глаза! В глаза мне смотреть! – преподаватель направил на студента мощную лампу, – Нам все известно, только лучше будет, если сам признаешься! Зачтем, как чистосердечное признание!

– Девушку эту мне найти надо, Аскольд Арнольдыч! – обреченно раскололся Михаил, – Видел её один раз, на Ленинском. Вот, хочу портрет развесить и подписать, чтобы, если кто её знает, то позвонили б мне по телефону…

– Ага, за вознаграждение! – неприлично громко заржал бывший зэк, – Как в Америке на Диком Западе!

– Может, всё же, сработает? – с надеждой поднял на него глаза Михаил.

– Сработает, обязательно сработает, – обнял его за плечи Аскольд, – Только, ты кроме этого, навести участкового. Портрет оставь и подкрепи… ну, хотя бы чекушкой. Думаю, так быстрее получится. А впрочем…

Он наклонился, и внимательно всмотрелся в портрет, невразумительно бормоча под нос:

– … лицевой угол… долихоцефалия… челюстная ветвь… надбровные дуги… скуловой отросток…

Затем уверенно заявил:

– Тип лица и черепа не наш, не советский. Такое впечатление, что это, так называемый, латинский тип. Испания… а может – Португалия. Или Латинская Америка, но это менее вероятно, там другие типы из-за примеси индейской или негритянской крови, а чистокровные потомки европейцев редкость.

Михаил потрясенно уставился на маэстро.

– Что смотришь? – ухмыльнулся тот, закуривая новую беломорину, – У меня на эту тему ещё одиннадцать лет назад статья вышла! Иностранка твоя девушка! А, значит, что?

– Что? – прошептал Михаил севшим от волнения голосом.

– То! Одета простенько, фотоаппарата нет – значит, не туристка! Студентка, скорее всего. Там, на Юго-Западе, Университет Дружбы Народов, Второй Медицинский… ещё что-то… не помню. Там и ищи!

Сбивчиво поблагодарив старшего товарища и сравнив его с Шерлоком Холмсом, Михаил схватил оттиски и убежал. Дома он выяснит, где находятся и УДН, и медицинский, и все остальные ВУЗы. В стратегических местах, вроде деканата, развесит свои гравюры!

Десятого мая Эстрелла и Хельга отправились в Главный Корпус Института. Как поется в песне: «В первый погожий сентябрьский денек робко входил я под школьные своды…»! Только денек был не сентябрьский, а майский. Слегка пришибленные грандиозностью здания со множеством холлов, лестниц и коридоров, девушки, поблуждав немного, остановились перед дверью с табличкой «Деканат Иностранных Студентов».

– Проверь, ничего не забыла? – шепотом спросила подругу Эстрелла, нервно сжимая в руке паспорт, копию направления на учебу, пропуск в общежитие, профсоюзный билет и членский билет Организации Коммунистической Молодежи Кубы.

Порывшись в сумочке, Хельга достала аналогичный набор документов.

В деканате сидела немолодая, лет тридцати, дама с мощно раскрашенным лицом, и покрывала ногти ярко-красным лаком. Декольте её гипюровой блузки было призвано разить мужчин наповал, а микроскопическая мини-юбка открывала ноги до самой поясницы. Табличка на столе гласила: «Секретарь».

– Вам что? – поинтересовалась она холодно, оторвавшись на секунду от своего творческого занятия.

– Мы… это… узнать… иностранки мы… – промямлила Эстрелла, сбитая с толку видом официального лица (так на Кубе выглядели путаны!).

– Фамилия? – строго спросила секретарь женского рода, изящно помахивая растопыренными пальцами.

– Рамирес…

– Мюллер…

– Посмотрите сами, вон в той папке!

На папке было написано: список иностранных студентов, зачисленных на первый курс лечебного факультета. Соприкасаясь головами, девушки нашли свои фамилии.

– Ну, все в порядке? – нетерпеливо подала голос дама, которой посетители мешали сосредоточиться на важном и неотложном.

– Да, в списках мы есть. А что нам теперь делать, до первого сентября?

– Так, вам не сказали, что ли?

– Нет, мы в первый раз…

– Вон в той папке, возьмите свои направления в летний лагерь!

В указанной папке нашлись направления в летний лагерь труда и отдыха. Отъезд предполагался 15 мая.

– Будете работать в совхозе и изучать русский язык! – снисходительно пояснила раскрашенная дама, – Зайдите через часок, получите проездные документы и студенческие билеты. Декан подписать должен, но он задерживается.

Хельга и Эстрелла поспешили выйти.

– Может быть, пойдем, пока, в библиотеку запишемся? А то у меня читать совершенно нечего! – предложила Хельга.

Эстрелла согласилась, и они пошли искать библиотеку. Но, увы! Без студенческих билетов им выдать книги отказались. Послонявшись бесцельно по зданию, заглянули в несколько аудиторий и набрели на кафетерий. Чтобы убить время, взяли бутылку напитка «Байкал».

– На кока-колу похоже! – одобрила сей изыск советской пищевой промышленности Хельга.

– Ты пила кока-колу? – изумилась Эстрелла, – Но, это же буржуазный напиток!

Тут настала очередь удивиться Хельге:

– Как это, буржуазный? Американский?

– Ну… нам дома всегда говорили, что кока-кола, жевательная резинка и виски являются буржуазными продуктами…

Хельга захихикала. Напиток «Байкал» тонкой струйкой пролился у неё изо рта, и она вынуждена была поспешно вытереть подбородок салфеткой.

– Глупости все это! – безапелляционно заявила немка, отсмеявшись, – Буржуазной бывает идеология… Ну, ещё мода! А еда и напитки – нет!

Эстрелла, слегка обидевшись, запальчиво спросила:

– Но, ведь, Коммунистическая Партия зря не скажет?

– Это у вас так называемые «перегибы на местах»! – парировала Хельга.

Эстрелла задумалась. Кто его знает, может, и правда, перегибы… Решила на скользкий путь политических дискуссий не ступать.

Ровно через час они снова были в деканате. Помимо секретаря, там обнаружился и декан, небритый, но все равно импозантный мужчина лет сорока в белой рубашке без галстука, жадно пьющий холодную воду из графина. Ну, после праздников человек!