Илья Тамигин - Важнее и сильнее всего… Повествование о запутанной любви

– Посторонись, деревня! – беззлобно шуганул он их, и побежал дальше, не оглядываясь.

– У нас, наверное, и впрямь, очень провинциальный вид! – грустно заметила Хельга, стоя теперь позади Эстреллы.

Та промолчала, но выводы для себя сделала.

С эскалатора спрыгнули уже более уверенно. Повосхищавшись красотой станции, поехали дальше. Возникавшие за окном вагона подземные дворцы были один краше другого! Бронза, мрамор, цветные витражи Новослободской… Вот и Курская!

Уже совсем уверенно встали на эскалатор, протолкавшись сквозь толпу, вышли к платформам. До поезда было ещё долго – около часа, и подруги принялись терпеливо ждать остальных членов группы, или, как это назвали в деканате, стройотряда. Постепенно народ подтянулся: сначала несколько щупленьких вьетнамцев, которых было трудно сосчитать: они, похожие, как близнецы, все время мельтешились, ни минуты не стоя на месте спокойно. Затем, неся на головах огромные рюкзаки, присоединилась к коллективу пара девушек из Эфиопии, чуть позже – пятеро палестинцев, трое парней из Алжира, четверо девчат из Нигерии. Все были друг с другом незнакомы, ибо только что приехали в Москву.

Наконец, пришел куратор – сутуловатый дядечка лет тридцати пяти с бородкой и в очках, похожий на Троцкого, сопровождаемый плакатно-красивым белозубым атлетом в аккуратно отглаженной стройотрядовской форме со множеством нашивок: БАМ, КамАЗ, Белосток, Аодзора, Кинешма.

– Здгаствуйте, товагищи студенты! Меня зовут Богис Ефгемович Шапиго, я пгеподаватель с кафедгы магксизма-ленинизма, ваш командиг стгойотгяда, – представился педагог, – А это мой заместитель, Иван Петгович Ковалев, пгошу любить и жаловать! Мы вместе будем учить вас гусскому языку.

Пояснять, в каком учреждении трудится товарищ Ковалев, он не стал. Это было и так ясно. Толпа неопытных иностранных студентов не может оставаться без присмотра кого надо!

Судя по затуманенному взору Хельги, а также эфиопок и нигериек, они были готовы любить красавца товарища Ковалева и, тем более, жаловать всем, что у них есть. Эстрелла устояла, потому что её сердце было уже занято.

На четвертый путь тем временем подали их поезд.

– По ваго-о-нам! – зычно скомандовал заместитель командира в штатском, и все принялись грузиться в поезд. Собственно, все оказались в одном вагоне. Хельга и Эстрелла разделили купе с эфиопками, чему обрадовались: не так стеснительно, как с парнями! Разложили вещи, скинули обувь. В вагоне приятно пахло угольным дымом, свежим бельём, разложенным на полках, и, почему-то, сдобной выпечкой. Отдышавшись, начали знакомиться.

Едва ощутимый толчок возвестил отход поезда. Перрон за окном двинулся и вскоре остался позади. Колеса все быстрее выстукивали на стыках рельс свой ритм: тук-тук – тук-тук… тук-тук – тук-тук. Сначала мимо проносились дома, какие-то заводы, пустыри и заборы. Затем все уверенней стала появляться природа: рощицы, перелески, поля. Под грохочущими мостами мелькали реки. Все четверо девушек прилипли к окну, жадно впивая в себя неведомую, невиданную дотоле, загадочную Россию.

Наступил июль. Михаил сдал сессию, и до самого отъезда в Крым искал свою девушку, регулярно обзванивая всех заряженных участковых. Если выдавалось свободное время, шел к универмагу «Москва» и торчал там по несколько часов, надеясь, что прекрасная незнакомка придет. Но, увы! Никто её не видел, и никто не звонил, опознав по гравюре…

Поездка в Крым была намечена на десятое. Ехать собирались до Симферополя поездом, но жить диким способом, в палатках, периодически кочуя с места на место. Всего подобралось двенадцать художников и художниц, некоторые из Строгановки, некоторые – просто так, как самородок Вовка Смахтин, бросивший институт тонкой химической технологии ради высокого искусства.

Перед отъездом состоялась встреча с Ольгой, неприятная и приятная одновременно. Общения с ней после тех, майских событий Михаил избегал то под предлогом подготовки к сессии, то отговариваясь нездоровьем, то занятостью в мастерской (заказ, мол, срочный, ну, никак не выбраться!). Он чувствовал, что необходимо поговорить, объяснить, что им необходимо расстаться, но никак не мог собраться с духом.

Ольга чувствовала его охлаждение к ней, но сдаваться так легко не собиралась. Опасаясь, что грядущая разлука, скорее всего, приведет к разрыву, и Миша будет утрачен навсегда, девушка предприняла решительные меры: съездила в далекое Ворсино (это с Киевского вокзала!), где, как её заверили знающие люди, жила настоящая колдунья.

На окраине деревни стоял маленький опрятный домик, возле которого, во дворике, кормила кур симпатичная молодая женщина, по виду, скорее, дачница, чем крестьянка.

– Здравствуйте… – неуверенно поздоровалась Ольга, представлявшая колдунью скрюченной древней старухой, – Мне бы Чернаву Семирядовну… колдунью…

– Чернава – это я и есть! Только я не колдунья, у меня профиль пошире, – приветливо улыбнулся Вагабонд, отряхивая руки, – Проходи в дом, поговорим!

Ольга вошла и с любопытством огляделась: работающий телевизор, верстак с какими-то приборами у стены, на столе – колбы, пробирки…

– Садись, Оля, – показала рукой на стул колдунья-не колдунья, и села сама.

– Откуда вы знаете, что меня Ольгой зовут? – насторожилась посетительница.

– Да, уж, знаю, – пожала круглыми плечами хозяйка, – Или забыла, к кому пришла? Давай, рассказывай, что тебя ко мне привело!

– Парень мой, Миша, в последнее время… ну, вы понимаете… скучный стал, встреч избегает… Боюсь, совсем бросит! Да ещё уезжает скоро почти на два месяца. Как бы его удержать, привязать к себе покрепче?

– Скажи конкретно, что ты хочешь!

– Ну… хочу, чтобы он… это… спал со мной…

– Всё поняла! – покивал головой Вагабонд, – Раздевайся, девонька!

– З-зачем? – испуганно сжалась на стуле Ольга.

– Приворотное зелье делать буду, – последовало разъяснение, – Возьму с тебя смывы. Про феромоны слыхала?

Деваться было некуда, пришлось раздеться догола.

Вооружившись большим ватным тампоном, предварительно смоченным в банке с остро пахнущей жидкостью, ангел принялся возить им по обнаженному телу Ольги, на котором моментально выступила «гусиная кожа». Подмышки, пах, межъягодичная складка, за ушами… Не очень-то приятная процедура! Было щекотно и прохладновато, и хотелось, чтобы всё поскорее кончилось.

Чернава-Вагабонд выжала тампон в пузырек, бормоча при этом что-то неразборчивое.

– Вот, держи! – протянула она его девушке, – Нальёшь своему в чай или кофе. Только в вино не наливай, не сработает. В тот же час он тебя поимеет. Только, ты и сама постарайся!

Это было не совсем то, на что рассчитывала Ольга, но высказать свои сомнения она постеснялась. Или побоялась, неважно. Промолчала, короче. Одевшись и расплатившись (пятьдесят рублей!), заспешила на электричку, сжимая в кулаке заветный пузырек, ключ к будущему счастью.