Фил Ахмад - Табаш

– Убью! Гады! Всех, бля, перестреляю, сволочи!

В зале воцарилась тишина. Гробовая. Майор вконец распоясался и, опасно размахивая табельным оружием, с остервенением изрыгал проклятия и угрозы. Столик, за которым буянил защитник народа, обслуживал официант Коля, молодой крепкий парень с перебитым носом, в прошлом чемпион города по боксу. После знаменательной победы дальнейшая спортивная карьера призера не сложилась, и Коля, как и многие несостоявшиеся спортсмены, запил и оказался на вагонах. В наступившей мертвой тишине Коля на виду у притихшей публики доверху наполнил вином граненый стакан и, ничем не выказывая страха, медленно подошел к столику, за которым продолжал изгаляться вооруженный дебошир. Хладнокровно, с добродушной улыбкой на лице Коля протянул стакан майору. Офицер, уже ничего не соображая, инстинктивно потянулся к вину и в ту же секунду получил короткий молниеносный оверхенд в голову. Это был выверенный, хорошо поставленный, мощный удар натренированного чемпионского кулака, повергнувший несостоявшегося гусара-любовника в глубокий длительный нокаут. В портянку пьяного, не очухавшегося от боксерской плюхи, майора на ближайшей станции выволок из вагона и забрал в комендатуру военный патруль. Ну, а наш бесстрашный мордобоец махнул в халдейском закутке дежурную сотку «столичной» и как ни в чем не бывало продолжил обслуживать ошарашенных клиентов. Прискорбный, почти трагический случай произошел по пути в Калининград, куда для прохождения службы направляли выпускников морских учебных заведений. На несколько лет втиснутые в тесную казарменную клетку курсанты, в последний раз переступив порог родного училища, с каждым глотком живительного воздуха свободы ощущали себя, по меньшей мере, адмиралами флота. Новенькие погоны на плечах парадной формы, золоченые аксельбанты и начищенные до ослепительного блеска металлические пуговицы с изображением якорей придавали уверенность и наполняли необъяснимой гордостью за себя и за весь российский флот. Не окрепшие в штормах, не вкусившие морской соли салаги в своем пылком воображении перевоплощались в просоленных морских волков, которым по колено любые моря и океаны. Освобожденная из дисциплинарных тисков душа будущих покорителей морских просторов неудержимо рвалась наружу и жаждала приключений. К местам назначения будущие мореходцы обычно добирались, объединившись в группы из нескольких человек. Поездка в Калининград занимала всего сутки, но этого времени новоиспеченным гардемаринам было вполне достаточно для того, чтобы во всей полноте ощутить вкус самостоятельной жизни полноценного русского моряка. Отмечать выпуск начинали еще в училище, навсегда прощаясь с курсантской жизнью и по традиции напутствуя салажат. Покинув alma mater, бравые мореманы выдвигалась к вокзалу. Праздничные возлияния продолжались вплоть до самой посадки на поезд в каком-нибудь укромном привокзальном закутке, подальше от посторонних любопытствующих глаз. Вокзальная милиция, давно свыкшаяся с подобными проводами, морячков не трогала. Заметив морскую форму, постовые понимающе отворачивались и, ускорив шаг, проходили мимо. После посадки в вагон, наскоро побросав свой нехитрый курсантский багаж на плацкартные полки, морячки сразу же направлялись в вагон-ресторан. И если хватало денег и сил, то уже не покидали это гостеприимное заведение до конечной станции. Отрывались по полной программе и, не жалеючи, просаживали выходное курсантское пособие до последней копейки. Это была настоящая пиратская вакханалия. Бухло лилось нескончаемым потоком. Взмыленные халдеи в предвкушении хорошего табаша от столь выгодной и невзыскательной клиентуры не переставали подносить очередные порции бормотухи. Гульбище набирало силу и становилось все разнузданней и бесшабашней. Пьяные эмоции нахлебавшихся дешевого пойла морячков перехлестывали через борт, вовлекая всех в свой губительный водоворот. Одурманенные бормотухой морские волчата теряли разум, уподобляясь дикому, необузданному зверью, выпущенному из клетки на волю. Вспышки пьяной агрессии зачастую перерастали в стычки, а порой и в кровавые драки. Причина конфликта могла быть ничтожной: в чьей-то хмельной головушке могла пробудиться мелкая, давно забытая обидка на своего товарища по казарме. Слово за слово – и маленькая ноющая боль от нее под воздействием пьяного воображения неожиданно вырастала в громадную проблему. Из-за этого между обидчиками начинались долгие выяснения отношений в формате «кто виноват», постепенно перераставшие в ожесточенный спор с взаимными оскорблениями и угрозами. Когда же накал страстей у спорщиков достигал предела, а словесные аргументы теряли силу, то для пущего убеждения оппонента в ход пускались увесистые курсантские кулаки. И тогда мелочная свара парочки пьяндыжек порождала всеобщее кабацкое побоище. Особенно жестокий и беспощадный характер оно приобретало, когда на поле брани сталкивались представителей двух противоположных по духу стихий: моря и суши. Армейские дембеля, возвращавшиеся домой, ничем не уступали неукротимой горячности и решительности новоиспеченных мореходов. В тех и других с одинаковой молодой силой кипели страсти, сдерживаемые дисциплинарным уставом в течение долгих и однообразных казарменных лет. А тут, на свободе, в уютном шалмане, наконец-то появлялся удобный повод выпустить дремлющего джина из бутылки, а заодно и доказать противнику собственную крутизну. Дрались ожесточенно, используя все, что могло нанести урон противной стороне. Солдатики сдергивали ремни с отполированными, остро заточенными с двух сторон дембельскими бляхами, наматывали кожу на руку и безжалостно пускали эту опасную бритву в дело. Морячки в качестве оружия использовали пустые бутылки из-под шампанского, обрушивая всю тяжесть толстого стекла на стриженые головы сухопутных дембелей. Бились нещадно. Почти насмерть. В рычащем фоне изощренного казарменного мата и хриплых истошных криков и едва можно было различить членораздельную речь. Ресторан ходил ходуном. Кровища капала на залитые вином и пивом, некогда белоснежные, скатерти. Пустые бутылки из-под шампанского летали по залу, словно заряды с «коктейлем Молотова», которые ополченцы Великой Отечественной применяли для уничтожения вражеских танков. Это была разухабистая молодецкая забава, битва за нелепое самоутверждение в жизни, за место под солнцем. Как известно, пьянка никогда не доводит до добра. До ужаса глупая, леденящая кровь драма произошла на вокзале во время остановки поезда в одном из прибалтийских городов. Поскольку водку в вагонах-ресторанах продавать было запрещено, а градуса портвейна и курсантских денег для продолжения банкета было явно маловато, подгулявшая морская братва решила снарядить гонца в близлежащий магазин за 40-градусным напитком. Пустили по кругу бескозырку. Дружно пошукали по курсантским карманам, что-то наскребли, посчитали. Денег хватало аж на два литра горькой. Шустро смотаться за водярой вызвался проворный парень, красавец, легкоатлет и в недавнем прошлом чемпион училища по бегу. На улице начинало мелко дождить. Не теряя времени, паренек выскочил из вагона, привычно, по-спортивному, собрался и слегка размял мышцы. Улыбнувшись проходящей мимо девушке, морячок залихватски сдвинул бескозырку на затылок и по-киношному зажал в зубах ее ленточки. Затем, сорвавшись с места, легким спринтом пронесся по мокрой платформе и через минуту исчез в людском водовороте. Неизвестно, какие обстоятельства могли задержать бедового гонца, но с возвращением он запоздал. Фатально. Вокзал захлестнуло ливнем. Когда паренек с авоськой, в которой побрякивали вожделенные поллитровки, вбежал на платформу вокзала, поезд уже тронулся и начал набирать ход. Тренированному курсанту ВМФ не потребовалось особых усилий для того, чтобы догнать уходящий состав. Он, как на спортивных соревнованиях, принял резкий старт и ускорился. Чемпион быстро поравнялся с последним вагоном, подпрыгнул и, изловчившись, ухватился за дверные поручни. Дверь была заперта. Странно то, что никто из его морской братии не удосужился дождаться своего товарища с ценным грузом на борту и при необходимости мог сорвать стоп-кран. Морячок намертво вцепился обеими руками в мокрые от дождя скользкие поручни вагона. На запястье одной из рук болталась авоська с бутылками. Бедняга попытался подтянуть тело повыше, до дверного окна, в надежде быть кем-нибудь замеченным из тамбура. Парню катастрофически не повезло: занемевшая от напряжения рука, на запястье которой долго висела тяжелая поклажа, неожиданно соскользнула с влажного поручня. Не удержавшись, он отпустил другую руку и соскользнул вниз под вагон. Падая, морячок зацепился робой за угол решетчатой лестничной ступеньки и, неуклюже извернувшись неуправляемым телом, обеими ногами угодил прямо под колеса идущего поезда… Кровь, водка и крупные капли дождя пузырились и растеклись грязным темно-бурым пятном по платформе вокзала… На асфальте, в мутной луже валялась намокшая бескозырка… Поодаль нелепо и чужеродно поблескивала странно уцелевшая бутылка «Столичной»… Окровавленные обрубки ног, едва прикрытые изодранными лохмотьями черных клёшей, разбросало между рельсов… Распахнутыми от ужаса глазами зеваки глазели на одетую в морскую форму половину человека с раскинутыми по сторонам руками… Отекшее, посиневшее запястье одной из них опутывали врезавшиеся в кожу бечевки сетчатой авоськи, заполненной битым стеклом с характерным запахом спирта…