Фил Ахмад - Табаш

Вернемся к моей дебютной поездке. Ближе к ночи кабацкая суета пошла на убыль. Умотавшиеся за день официанты прибирали столы и, недовольно рыча сквозь зубы, что ресторан закрыт, лениво отмахивались от поздних посетителей. В конце рабочего дня все члены бригады обычно собирались вместе и усаживались за стол. Сытный ужин, сдобренный бутылочкой пивка или «соточкой» для аппетита снимал дневное напряжение и приятно расслаблял члены. Клонило в сон. Устало пообщавшись ни о чем, все отправлялись спать. Тут наступало мое удойное время. Как правило, ночному сторожу для торговли выделялось дешевое винцо, чтобы и он мог сделать свой обязательный табаш. Хохол был жаден. Дешевую бормотуху он продавал днем, а мне, как новобранцу и, по его неоспоримому директорскому мнению, существу бесправному и малодостойному, оставлял для работы недешевые напитки, навар от которых был совсем мизерный. Позже, заматерев и плотно притершись к работе, я без страха и угрызений совести приловчился «левачить» в свою пользу. Втайне от своих кабацких собратьев подкупал в магазинах самое дешевое вино, соскребал с бутылок этикетки, чтобы скрыть происхождение товара и продавал по ночам это безликое алкогольное добро страдающим жаждой клиентам. В итоге я получал с каждой проданной бутылки двойной навар: ресторанную наценку и свой ночной рубль, а то и два «сверху». Но сейчас, в период нужды и безденежья, я был несказанно рад даже малой толике долгожданного материального прибытка, который с подачи моего первого ДВР любезно преподносила мне судьба. Вытянув ноги, я сидел на диванчике и, чтобы взбодрить себя перед предстоящей бессонной ночью, не спеша потягивал из граненого стакана, вставленного в металлический подстаканник с изображением кремля, крепкий кофе. Ждать пришлось недолго. Первым моим клиентом был круглый как шар толстяк, красномордый, постоянно поддатый проводник соседнего вагона. Щелкнув дверьми, он подкатился ко мне и с пьяной добродушной ухмылкой сунул мне в ладонь измятую пятирублевую купюру. В обмен я протянул ему заранее заготовленную бутылку бормотухи. Он с жадным нетерпением недобравшего пьяндыжки выхватил ее из моих рук, ловко заныкал за пояс брюк, одернул форменный китель и быстро покатился к выходу. Это был мой первый табаш. Отхлебнув остывшего кофе, я глубокомысленно взглянул на потертую мятую «пятерку», заработанную со столь поразительной легкостью. Довольный, я мысленно поздравил себя с почином, пожелал удачи и растянулся на диванчике в ожидании очередного клиента. Через полчаса я услышал робкий стук в дверь. Отворив ее, я увидел странно одетого маленького тощего человечка, который испуганно и виновато глядел на меня сквозь очки в круглой металлической оправе и часто икал. На нем, как на сухом сучковатом дереве, болтались бледно-голубые полинялые кальсоны с вытянутыми коленками. На узких плечах изношенной тряпкой висела выцветшая кальсонная рубаха. Комический образ клиента дополняли начищенные до блеска армейские говнодавы, из которых торчали костлявые щиколотки с синими прожилками вен. Я пропустил незнакомца в вагон и с любопытством оглядел его нелепое облачение. Шнурки на его ботинках были развязаны. Путаясь и переплетаясь между собой длинными черными змейками, они волочились по грязному затоптанному полу вслед за башмаками. В нетрезвой и путаной невнятице, осложненной хохлятским говорком, я все же уловил цель странного визитера. Достал из рундука и отдал ему бутылку портвейна. Человечек, не глядя, протянул мне пухлый бумажник с документами и приличной пачкой денег, которые беспорядочно топорщились в одном из его отделений. Я вытянул из денежной кучи «пятерку», затем, за долю секунды оценив ситуацию, незаметно прихватил еще одну и вернул кошелек владельцу. Тот довольно хмыкнул и, даже не взглянув на содержимое портмоне, одной рукой небрежно засунул его в кальсоны. Другая его рука крепко, но бережно, прижимала драгоценную бутылку к впалой груди. Растянув губы в некое подобие улыбки, человек кивнул и по-украински пробормотал в мой адрес неясное, но судя по интонации, что-то благодарное. Затем, волоча за собой шнурки, пошатываясь, неторопливо пошлепал к выходу. Поначалу моя гуманистическая совесть очень возмущалась подобными неблаговидными выходками. Но постепенно я входил в раж и вкрадчивый, подавляющий все возражения голос алчного разума настойчиво и упрямо заглушал ее тихие благие нашептывания. Идол алчности и халявы уже набросил на меня свой аркан, крепко его затянул и безжалостно выдавливал из моего сознания любые проявления угрызений совести, ее утомительные нравоучения и нудные морализмы. Реальные аргументы в виде мятых купюр разного достоинства без труда заставили заткнуться мое протестующее эго. Обслужив за ночь несколько клиентов, я обрел уверенность в себе. Все прошло как по маслу. В дальнейшем процесс протекал автоматически по слепому алгоритму. Утром я подсчитал барыш и удивился тому, как же легко и просто делаются деньги. Это была знаковая для меня ночь. Судьбоносная. С этого момента навсегда ушли в прошлое унизительные грошовые подработки. Жизнь кардинально менялась на глазах. Отныне я становился режиссером бытия и полновластным хозяином своей планиды. Мой дебют в качестве железнодорожного магната увенчался успехом. И я был несказанно этому рад. Свой первый табаш я потратил весь. До копеечки. С гордым сознанием нувориша долго бродил по городу, заходил в магазины, рассматривал разные товары, с интересом приценивался. Наконец, утомившись от продолжительного, но весьма приятного шопинга, приобрел для себя легкие спортивные трико сочного ультрамаринового цвета. Это были классные штаны, прочные, комфортные, ноские. Чтобы порадовать неизбалованные изысканными яствами желудки своих домочадцев, я отправился на местный рынок. Там я не спеша прохаживался по торговым рядам. С видом знатока подолгу торговался с продавцами, с успехом для себя снижая цену за понравившийся продукт. Придя к согласию, со знанием дела выбрал несколько разносортных, симпатичных на вид, тушек свежей и копченой рыбы, обилием и разнообразием которой всегда славился этот приморский городок. Теперь, вполне довольный дневными результатами моих ночных трудов, я был целиком и полностью уверен в том, что наконец-то вступил на правильный путь. Возвратившись на вагон, я застал там только Лялю, погруженного в неизменный глубокий пивной кайф. Остальные работники, видимо, ушли в город по своим делам. Я не стал беспокоить сладко дремлющего друга. Засунул пакет с рыбой в холодильник и бессовестно стащил с его стола бутылку пива. Потом достал из сумки приобретенные штаны и с удовольствием переоделся в обнову. С непривычки новизна произошедших за последние сутки событий сморила. Клонило в сон. В пустующем купе я откупорил бутылку и под благостные мысли о жизни неторопливо, смакуя каждый глоток, выцедил халявное пиво. Оно было теплое и на уставший организм подействовало как снотворное. Тело размякло. Глаза смыкались. Я разделся, забрался под одеяло и в сладкой немоте провалился в глубокий сон, чтобы как следует отдохнуть и набраться сил перед предстоящим ночным бдением.