Игорь Сирица - Лестница в небо Вячеслава Ткачёва. Исповедь белого генерала

Для поступления в военно-авиационную школу необходимо было, прежде всего (как то требовалось приказом по военному ведомству №431 от 1911 года), пройти медицинское освидетельствование. Как офицера, находившегося в отпуске, комендант г. Екатеринодара направил меня в Войсковую больницу. Я благополучно прошел всех специалистов-врачей, пока не попал к окулисту. Последний обнаружил, что у меня со зрением не все в порядке: в моем правом глазу не хватало 1/10 до требуемой нормы. Как я ни уговаривал врача дать положительное заключение о моем зрении – «ведь это пустяковый недостаток» – говорил я, – но он остался неумолим.

Через пару дней меня вызвали на заседание комиссии.

– К сожалению, мы не можем вам, сотник, выдать медицинское свидетельство, – заявил мне председатель. – У вас хромает зрение.

Я извлек из кармана мое «бреве» и, предъявив его председателю, сказал:

– Господин полковник, этот документ дает мне право на полеты не только в России, но и за границей. Могу заверить вас, что недостаток в правом глазу совершенно не мешает мне летать. Зачем же вы теперь чините препятствия для моего поступления в военно-авиационную школу?

– У нас есть строгие указания на этот счет, – ответил председатель. – Не дай бог, с вами случится что-либо, а нам потом придется отвечать.

С большим трудом мне удалось выпросить у комиссии документ, в котором указывались результаты всех освидетельствований. Это «медицинское свидетельство» я и приложил к рапорту на имя командира батареи, указав, что имею личное согласие председателя «Отдела воздушного флота» на мое поступление в военную авиацию, в связи с чем я и просил командировать меня в Севастопольскую школу.

У меня был еще целый месяц отпуска, ехать в Закавказье специально для того, чтобы вручить рапорт, не было смысла, и я отослал его по почте, написав одновременно письмо нашему адъютанту с просьбой не задерживать мой рапорт в дивизионе и по возможности протолкнуть его в Штабе 2-й Кубанской казачьей дивизии и далее – в Штабе 1-го Кавказского корпуса.

Когда же через месяц я приехал в Тифлис, где наш артиллерийский дивизион находился в лагере, то оказалось, что мой рапорт дальше штаба дивизии не пошел, все из-за того же моего правого глаза. Долго пришлось мне уговаривать начальника штаба дивизии, чтобы он обратил главное внимание не на медицинское свидетельство, а на то обстоятельство, что уже имелось согласие на мое поступление в Севастопольскую авиационную школу. По сути дела, требовалось одно: отослать мой рапорт по принадлежности.

Через несколько дней у меня состоялся примерно такой же разговор с начальником штаба корпуса: я уговаривал, убеждал, просил. К сожалению, начались подвижные сборы под Сурамом 143 143 Ныне – Сурами, поселок городского типа в Хашурском муниципалитете Грузии, известный курорт. , и наш артиллерийский дивизион ушел из Тифлиса в Михайлово 144 144 Ныне – Хашури, город в центральной Грузии , центр Хашурского муниципалитета края Шида-Картли . . По окончании маневров я вел эшелон нашей батареи из Михайлово в Эривань 145 145 Ныне – Ереван, столица Республики Армения. и уж, конечно, воспользовался тем, что поезд проходил через Тифлис. Я был убежден, что мой рапорт уже был отправлен в Петербург, но на всякий случай все же решил заглянуть в Штаб Кавказского военного округа.

– Никакого вашего рапорта к нам не поступало, – сообщили мне там.

Я попросил позвонить в Штаб корпуса, узнать о судьбе моего рапорта. Оказалось, что он лежал там без движения. Узнав об этом, я немедленно отправился на почту и послал адъютанту председателя «Отдела воздушного флота» длинную телеграмму, в которой изложил о мытарствах моего рапорта и просил доложить об этом председателю.

Через пару дней, когда наш эшелон уже прибыл в Эривань, в батарею из штаба дивизии был получен запрос следующего содержания: «Где и при каких обстоятельствах председатель «Отдела воздушного флота‟ дал согласие на поступление сотника Ткачёва в Севастопольскую авиационную школу?»

Я ответил. А день спустя из Тифлиса пришла телеграмма, в которой говорилось: «Немедленно командировать сотника Ткачёва в Севастопольскую авиационную школу для переучивания полетам на «Ньюпоре‟» 146 146 Ткачёв В. М. Крылья России. Воспоминания о прошлом русской военной авиации. 1910—1917 гг. (вторая редакция рукописи, 1963 г.) / ГАКК. Ф. Р-1559. Оп. 1. Д. 80. Л. 25—26. .

На этом злоключения Ткачёва завершились. Согласно предписанию начальника 2-й Кубанской казачьей дивизии от 24 сентября 1912 г. №1952 Ткачёв был командирован в Севастополь в Офицерскую авиационную школу «для держания экзамена на звание военного летчика», куда прибыл 4 октября 1912 г. и зачислен в списки 147 147 Послужной список В. М. Ткачёва / РГВИА. Ф. 409. Оп. 1. Д. 81077. Л. 3. .

Севастопольская военно-авиационная школа перешла уже в это время с аэродрома на Куликовом поле под Севастополем и располагалась, находясь как бы на бивачном положении, на обширном ровном плато, сейчас же за долиной реки Кача (примерно в 20 км от северной стороны крепости). Здесь, в 5—6 брезентовых ангарах «Бессоно» хранился летный парк, состоящий, главным образом, из аэропланов «Ньюпор-IV» и из нескольких «Фарманов-IV». Позади ангаров расположился деревянный сарай для мастерских и другие службы. Офицеры-ученики имели в отдельном бараке столовую, а жили в аэропланных ящиках. Начальник школы […] был капитан Генерального Штаба князь Мурузи. […]

Я застал в школе, когда 3-й выпуск учеников-пилотов, предназначаемых для предстоящего формирования авиационных единиц, заканчивал обучение полетами на «Ньюпоре-IV» и держал экзамены на звание военного летчика, а 4-й выпуск, окончив 14 февраля 1912 г. теоретический курс при С. П. б. Политехническом институте, и, побывав в отпуску, сидел теперь на учебных «Ньюпорах» и гонял их по чистому полю, выпрямляя «прямую» для взлета и привыкая к рулям.

Таким образом, я оказался где-то между этими двумя выпусками. Мне надо было не научиться летать, а лишь переучиться – сесть на «Ньюпор-IV», у которого рули управления имели совершенно обратное назначение: так, уклоном ручки управления вправо или влево, у «Фармана» изменялся (действием на элероны) соответственно крен крыльев, а у «Ньюпора» – направление полета; а действием ног (на педаль) у «Фармана» менялось направление полета, а у «Ньюпора» (изгибом крыльев) – изменялся крен.

Имея уже за собой год полетной практики, и наблюдая в течение этого времени постановку учебной части в Одесской авиационной школе, я невольно стал присматриваться и пытаться критически разобраться в вопросе: а как поставлено это дело здесь – в военно-авиационной школе, существовавшей уже с ноября 1910 г.