Игорь Сирица - Лестница в небо Вячеслава Ткачёва. Исповедь белого генерала

Окошечек было все меньше, и появилась опасность – а как бы мне не уйти в море?! Первый эффект от красивого поля сплошных, сверкающих на солнце облаков, прошел. Бесконечное однообразное болтание по кругу (хоть и не малого радиуса) сделалось нудным и, наконец, полное одиночество (впервые вне земли!), – все это стало мне надоедать, и я отвлекся посторонними мыслями […]: «А ведь летать над облаками не так-то уж страшно, наоборот, получается какое-то ложное впечатление, кажется, так бы и сел на эту белую, мягкую перину». Подумал также: «Какие же несуразные требования для экзамена на военного летчика! Кто их придумал?!»

Стрелки часов показали мне, наконец, что экзамен окончен, и я, выключив мотор, вошел в сплошное молоко и стал спускаться. Это скольжение в густом тумане мне показалось очень длительным, и я стал беспокоиться: «Так где же земля?!»

– Ах, вот она! – я даже громко вскрикнул и, ориентируясь, взял направление на школьные постройки.

Когда моя «девятка» уже сидела на земле и подбегали ко мне офицеры, я испытал в душе такую радость: «Ну, слава богу, я снова на земле!» Готов был всех расцеловать!!!

Нам трудно было отрешиться от психологических предрассудков старого общества, где говорили: «От хорошей жизни не полетишь» и, делая первые полетные шаги, пробивать «проторенную» дорожку для будущей авиации.

В конце 1912 г., по вызову начальника школы, все офицеры, имевшие звание военного летчика, собрались в канцелярию. Там подполковник Мурузи нам объявил, что в начале 1913 года будут оформлены три авиационные роты – в Петербурге, в Киеве и в Севастополе и «Всем вам, господа офицеры, предоставляется право выбора – записывайтесь, кто куда поедет».

– Вы, сотник, куда? Конечно, в Петербург?! – уверенно подсказал мне начальник школы, почему-то считая, что я буду хвататься за возможность быть ближе к «Солнцу» 149 149 Имеется в виду близость к военному руководству в столице. .

– Никак нет, господин подполковник, в Киев! – ответил я 150 150 Ткачёв В. М. Мои воспоминания о далеком прошлом русской авиации (первая редакция рукописи, 1960 г.) / ГАКК. Ф. Р-1559. Оп. 1. Д. 2. Т. 1. Л. 65, 68—72, 75—77. .

11 декабря 1912 г. Ткачёв сдал экзамен на летчика с переводом на специальный курс (приказ по школе №278), 17 декабря выполнил условие на звание военного летчика (приказ №346) и 31 декабря исключен из списков школы (приказ №353). Распоряжением начальника Воздухоплавательной части Главного управления Генерального Штаба от 5 января 1913 г. №20024 он был откомандирован в 7-ю воздухоплавательную роту 151 151 Послужной список В. М. Ткачёва / РГВИА. Ф. 409. Оп. 1. Д. 81077. Л. 3. .

Высочайшим приказом, состоявшемся 14 февраля 1913 г. Ткачёв был пожалован орденом Св. Анны 3-й степени за окончание Офицерской школы авиации Отдела воздушного флота. Высочайшим приказом, состоявшемся 30 ноября 1913 г. ему было предоставлено право носить особый нагрудный знак, установленный приказом по Военному ведомству в 1912 г. №508, за окончание Офицерской школы авиации Отдела воздушного флота 152 152 Послужной список В. М. Ткачёва / РГВИА. Ф. 409. Оп. 1. Д. 81077. Л. 3об. .

Советский военный летчик И. К. Спатарель, будучи в то время рядовым 52-го Виленского пехотного полка и откомандированный в Севастопольскую авиашколу в 1911 г. для работы механиком и обучения полетам, в середине 1960-х годов вспоминал об этом времени: «В школе учились офицеры разных частей, отличавшихся друг от друга формой одежды. Авиация еще не имела своего «внешнего вида‟. На аэродроме в ожидании очереди на вылет могли рядом стоять пехотинец в гимнастерке, кавалерист из столичного лейб-гвардии полка в ярком мундире и флотский офицер в традиционном темно-синем кителе при кортике 153 153 Только 24 декабря 1913 г. император Николай II по докладу военного министра В. А. Сухомлинова утвердил «Краткое описание формы обмундирования и добавочных предметов обмундирования для авиационных частей», которое было объявлено приказом по Военному министерству №4 от 5 января 1914 г. В последующие четыре года этот приказ являлся основным нормативным документом, регламентирующим авиационную униформу (См.: Кибовский А., Степанов А., Цыпленков К. Униформа Российского Военного Воздушного Флота. Том 1. (1890—1935). – М., 2004. С. 49). . К этой пестроте все привыкли. И все-таки однажды в субботу, когда господа офицеры отправлялись повеселиться в Севастополь, все обратили внимание на красочный вид недавно прибывшего летчика. Высокий, осанистый, с мужественным лицом, он был хорош в папахе из белого барашка, в бежевом чекмене с газырями, при кинжале в серебряных ножнах на мягком наборном пояске. Казачий офицер этот имел чин подъесаула 154 154 Спатарель ошибается: в это время Ткачёв имел казачий чин сотника. (соответствует нынешнему званию капитана). Чувствовалась в нем не только военная щеголеватость, но и воля, и сдержанная сила. Позднее я узнал, что это Вячеслав Ткачёв, уже блестяще защитивший диплом пилота-авиатора в Одесском аэроклубе. К нам он прибыл, по-видимому, для того, чтобы вылететь на новом самолете «Ньюпор-4» и получить звание военного летчика.

Снова Ткачёв привлек мое внимание, когда я готовил к вылету самолет, на котором собирался подняться Ефимов с Земитаном. […] среди окруживших Ефимова я услышал обрывок разговора двоих: долговязого гвардейца-кавалериста и Ткачёва.

– …Хотите, чтобы я возился с дурно пахнущими железками? – продолжал, горячась, гвардеец. – Никогда! Офицер-авиатор не должен уподобляться грязному мастеровому… Я летчик – мое дело летать…

– Итак, – внешне любезно с досадой возражал Ткачёв, – вы смеете утверждать, что теория полета ни к чему? Очень вам благодарен! Но скажите, пожалуйста, зачем же столь усердно артиллеристы штудируют баллистику? – Ткачёв резко повернул голову. – А казалось бы, проще – палить по цели, и все! И наконец, ваше пренебрежение так называемыми «железками‟ – смешно… Имейте в виду, что, если во время военных действий вам почему-либо придется спуститься, вы без помощи «мастерового‟ не сможете даже завести мотор…

Потом я видел как Ткачёв летает. Красиво это у него получалось. С той чистотой, отшлифованностью, которая свойственна настоящему мастерству. Ни одной лишней секунды при опробовании мотора. Энергичный взлет. Четкость эволюций в воздухе. Устойчивая, уверенная посадка. Вылезает из самолета – и опять ни одного лишнего жеста или слова. Если можно так выразиться, он летал серьезно. Чувствовалась и его любовь к полетам и спокойная уверенность в себе, свойственная людям, хорошо знающим свое дело.

Лишний раз я убедился в этом на аэродроме. В тот день на самолете Ткачёва устанавливали новый пропеллер. Механик нервничал, воздушный винт почему-то плохо садился на вал мотора. Ткачёв в это время, согнувшись, осматривал шасси. Но вдруг после очередной безуспешной попытки механика взглянул на него, быстро подошел, сказал холодно: