Игорь Сирица - Лестница в небо Вячеслава Ткачёва. Исповедь белого генерала

На другой день около 9 часов утра я вылетел из Тамани и вскоре подо мной засверкали воды родной Кубани…

Примерно в 11 часов я подлетел к Екатеринодару. Здесь выбирать долго место для спуска не пришлось: возле бегового поля, между рощей и Черноморским вокзалом был огромный пустырь, вот я на него и сел 195 195 В настоящее время на пространстве между Чистяковской рощей и железнодорожной станцией Краснодар-2 располагается жилая застройка. .

Аэроплан окружили появившиеся откуда-то мальчишки, подошли и железнодорожные служащие, начались расспросы.

– Откуда вы прилетели?

И когда я ответил: «Из Киева!», все пооткрывали рты.

«На этой опасной, смертоносной машине прилететь из Киева?!» – подумали некоторые из них и недоверчиво покачали головами.

Подъехал извозчик и с него выскочил и подошел ко мне с серебряными погонами и белым кантом приветливо улыбающийся подъесаул.

– Адъютант Войскового штаба, подъесаул Зубков. По приказанию начальника штаба прибыл в ваше распоряжение, – представился он.

– Как это могло случиться, я только что спустился и уже мне в помощь появился офицер, назначенный начальством?

– Да мы ведь узнали о вашем прилете в Тамань еще вчера вечером, вот сегодня с утра и поджидали. Что же вам надо и чем я могу быть полезен?

– Прежде всего, дать охрану к аэроплану, потом найти место для его стоянки и устроить хотя бы примитивный навес.

– Пока что, оставим у аэроплана приехавшего со мной писаря, – ответил Зубков, – а позже устроим все, как вы желаете. А сейчас едемте в наш штаб, там вас с нетерпением ждет начальник Войскового штаба генерал Ляхов.

– Это бывший начальник казачьей персидской бригады? – поинтересовался я.

– Да.

Генерал Ляхов одно время командовал так называемой казачьей персидской бригадой – почетным конвоем персидского шаха, где все офицеры и урядники были казаки, а рядовые солдаты – персы (таково было в то время русское влияние в Тегеране).

Мы приехали в Войсковой штаб. В кабинете меня встретил стройный, представительный, моложавый генерал. Я ему представился.

– Во-первых, – обратился он ко мне, приветливо протягивая руку, – горячо поздравляю вас с благополучным прилетом в ваш родной край. Мы гордимся, что именно наш кубанец совершил такой выдающийся перелет. Но мы хотим не только радоваться этим вместе с вами, но и воспользоваться случаем – ознакомиться с авиацией, увидеть ваши полеты.

– Через несколько дней, ваше превосходительство, приедут мои мотористы, мы приведем аэроплан в порядок (для большей обеспеченности полетов) и я тогда буду в полном вашем распоряжении. Ознакомлю теоретически и практически с авиацией не только войска, но и учащуюся молодежь.

На следующий день я явился во дворец к Наказному атаману генералу Бабычу и он меня пригласил на ужин, на котором присутствовала вся его семья и генерал Ляхов. Это чествование меня носило сердечный характер.

Через несколько дней прибыли мои солдаты. Мотор был снят, и пока производилась его чистка, притирка клапанов, я ежедневно в импровизированной аэропланной палатке объяснял собравшейся в назначенный час учащейся молодежи теорию полета, устройство аэроплана и назначение всех его частей.

Три дня подряд по вечерам в течение 1—2 часов я демонстрировал полеты, на которых присутствовали воинские части и учащаяся молодежь, и вместе с тем, естественно, огромная площадь пустыря перед Черноморским вокзалом была заполнена толпой любопытных граждан.

Чтобы соединить приятное с полезным, я на каждый свой взлет приглашал кого-нибудь из офицеров пролететь пассажиром. И здесь сказалось отношение в то время к авиации («от хорошей жизни не полетишь!» – гласила тогда народная молва) – и желающих полететь было немного. Но и среди расхрабрившихся не все чувствовали себя в воздухе одинаково. Я взлетел со своим старым знакомым еще по Закавказью, войсковым старшиной Яготинцевым и когда поднявшись на 200—300 м [етров] обернулся назад и спросил, как вы себя чувствуете, то получил от спрятавшегося за моей спиной пассажира чуть слышный ответ: «Ду… у… ет!» Были, конечно, и обратные явления: при первом же полете офицер интересовался, что же он может видеть с аэроплана?

Во время этих вечерних публичных полетов я брал пассажирами только офицеров. А как-то днем, когда на поле никого не было, я предложил со мной подняться своему родственнику – другу детства – Жене Чуприна, и он наотрез отказался. Что, конечно, меня обидело и огорчило. А ведь когда-то этот самый Женя был главным заправилой во всех наших мальчишеских проказах и проявлял огромную смелость во время наших путешествий в горах – верхом при переправах через вздувшиеся от дождей бурные горные реки.

В то время в Екатеринодаре стоял Екатеринодарский конный полк Кубанского казачьего войска. Офицеры этого полка и решили ознаменовать мой прилет торжественным ужином. А перед этим ужином просили сделать доклад для их знакомства с авиацией. И я в часовую лекцию (конечно с чертежами) вложил: вопросы аэродинамики – объяснил роль и форму крыла; конструкции аэроплана – его части и их назначение; теории полета и управления аэропланом и роли авиации как нового средства войны (задачи разведки, в помощь артиллерии и фотографирования стратегических и укрепленных пунктов), т.е. коснулся тех вопросов, для ответов на которые в настоящее время 196 196 То есть в начале 1960-х годов. надо потратить много часов и не одному лектору.

Ужин прошел с большим подъемом и оживлением по кавказскому обычаю того времени: с оркестром полковых трубачей, с застольными песнями, с многочисленными тостами и с исполнением лучшими танцорами лезгинки с кинжалами. Один есаул, командир какой-то сотни, летавший со мной пассажиром, поднял бокал за мое здоровье и свою речь закончил кислым заключением в адрес своего рода оружия.

– Ну, теперь роль конницы, как средства разведки, окончена: мы летали над Лакшукаем 197 197 Черкесский аул близ Екатеринодара. Во второй половине 1960-х – начале 1970-х годов его население, вместе с жителями около 20 населенных пунктов Адыгейской автономной области Краснодарского края, было переселено во вновь построенный г. Теучежск и пос. Тлюстенхабль в связи с устройством на территории, ими занимаемой, Краснодарского водохранилища. и я во дворах мог пересчитать не только баранов, но и чуть ли не всю птицу.

– Не будьте так пессимистичны, – ответил я подбадривающе есаулу, – ведь мы летали на каких-нибудь 200 метров, а на войне огонь с земли загонит аэроплан на 1000, а может быть и выше. А с этой высоты баранов не всегда увидишь, да еще и войска-то (как знаю я уже по собственному опыту) надо еще научиться наблюдать. А тех, кто прячется в лесу, под крыши, с аэроплана не увидеть. В дурную же погоду воздушная разведка исключена.