Анатолий Резанович - Полынь-вода

Девушке стало грустно. Так грустно, что на глаза начали наворачиваться слезы. Чтобы не заплакать, она быстро зашагала по Парковой магистрали к Ленинскому проспекту, решив домой пока не идти, а погулять по ночному городу.

III

С самого утра заявилась к Алексею в комнату Зоя Владимировна Чуйко.

– Тебя к телефону, – зевая, сообщила она. – Вроде бы секретарь парткома завода.

«Крюков», – догадался Алексей.

– Сейчас иду…

Поздоровавшись, Георгий Михайлович поинтересовался как дела и попросил зайти к нему.

– Я на месте, – подчеркнул он, давая понять, что разговор срочный.

Алексей выбрился, надел костюм и, не мешкая, направился в партком завода радио- и телевизионных футляров, который находился сразу же за новым общежитием объединения «Горизонт», которое сдали строители весной – четыре месяца назад.

– Молодец, что пришел так быстро, – похвалил Крюков и сразу же перешел к делу: – Разговор у меня к тебе будет.

Алексей все свое внимание обратил на секретаря парткома.

– Слушаю вас, Георгий Михайлович.

– Здоровье как? – поинтересовался Крюков.

Вопрос о здоровье несколько удивил Алексея, но виду он не подал.

– Не жалуюсь.

– Ну и хорошо. – Крюков постучал по столу костяшками пальцев. – Как говорится, тьфу-тьфу… Олимпийские игры на носу, надо быть здоровым. Собственно, я для этого тебя и пригласил. М-да…

Секретарь парткома замолчал и внимательно посмотрел в глаза Алексею.

«Что-то хочет поручить», – понял он и не ошибся.

– Так вот, – продолжил Крюков уже строже и официальнее. – Нам очень важно, чтобы это мероприятие, я имею в виду Олимпиаду, прошло гладко.

– Вы говорите так, как будто это зависит от меня, – заметил Алексей.

– А как же. – Секретарь парткома оживился. – От всех зависит. И от тебя, и от меня. От всех нас, советских людей, зависит. И это не просто слова, пойми… Никому, думаю, не секрет, что на Олимпийские игры съедутся не только любители спорта, наши друзья, а и недоброжелатели.

Алексей насторожился.

– Но это уже работа наших спецслужб… – Георгий Михайлович глянул на телефон. – Наше дело – быть начеку.

– Как?

– Просто: не допускать провокационных разговоров и действий. А если еще проще, то вести себя осторожно. Особенно с иностранными гражданами. Если придется с ними разговаривать, то стараться говорить о чем-нибудь незначительном. О погоде, к примеру, или об архитектуре. Мне, Алексей, неудобно это объяснять, но я обязан тебя предупредить – лучше вообще не вступать ни в какие контакты с иностранцами. Их для тебя нет. Тем более, что тебе скоро вступать кандидатом в партию Мало ли что… И надо стараться следить за своими товарищами.

– В смысле – шпионить?

– Ну что ты… – Секретарь парткома широко улыбнулся. – В смысле отвлекать их от возможного общения с приезжими.

– Как же я буду отвлекать?.. Все люди взрослые, сами понимают.

– Понимают, – согласился Крюков, – но не все. Поэтому и в партию мы всех не принимаем. Обжечься, знаешь, можешь на чем угодно. И не подумаешь. Хочешь, расскажу один случай.

– Расскажите.

Алексей приготовился слушать.

– Только об этом никому потом не рассказывай.

– Хорошо.

Секретарь парткома, вспоминая, хмыкнул:

– Я чуть партбилет на стол не положил из-за этой истории, хотя начиналась она вполне пристойно и даже показательно, что ли… Короче говоря, в конце пятидесятых годов к нам на радиозавод поступил на работу американский эмигрант. Некто Ли Харви Освальд. Не абы кто, – подчеркнул Крюков, – а американский. Мы его приняли, скажу честно, без энтузиазма, все-таки чужой для нас человек, но старались вести с ним себя помягче. Помогали. Сразу же стали звать Лешей – от его имени Ли. Он был не против – отзывался на свое новое имя с охотой… Квартиру ему выделили рядом с «Горизонтом», по улице Коммунистической. Это центр города, Свислочь под окнами. Словом, неплохо устроили. По нашим меркам, конечно… Вскоре он женился на Марине Прусаковой, нашей землячке. Непосредственно курировать Лешу и его жену работники КГБ поручили мне. Я и курировал, пока мои подопечные в 1962 году не уехали в Америку. Как потом выяснилось, Ли Харви Освальду не понравилась наша действительность. Вернее, он не увидел у нас то, что хотел увидеть. А что конкретно он хотел увидеть, это только ему было известно. Да… Где-то через год, когда я уже и не вспоминал об этом американце, мне позвонил один знакомый из нашего Министерства иностранных дел и сообщил: «Твой Леша вчера убил Кеннеди». Американского президента, значит… Как сейчас помню, это было 23 ноября 1963 года – то есть звонил мой знакомый на следующий день после убийства. «Как это?» – не понял я. «А так», – ответил мой знакомый и положил трубку. Я сразу понял, что мне надо готовиться к большим неприятностям. И точно. Где то через неделю меня вызвали в партком объединения и предложили написать заявление о выходе из партии – ничего лучшего они придумать не могли. Хорошо, что разобрались во время, поняли, что я ни при чем, а так не разговаривал бы я сейчас с тобой: работал бы простым рабочим или хуже того – сидел бы. Да-а, бывает в жизни…

Георгий Михайлович потер начинающую лысеть голову, потом уставился в окно, задумался.

На стене, напротив рабочего стола секретаря парткома, надоедливо тикали часы. На них со своего портрета строго взирал Генеральный секретарь ЦК КПСС Леонид Ильич Брежнев. Он был запечатлен фотографом при полном параде – в военном мундире, с четырьмя звездами Героя Советского Союза, звездой Героя Социалистического труда, орденами и медалями.

– Я, наверное, пойду уже, – почувствовав себя скованно, напомнил о себе Алексей.

– Да… – Секретарь парткома поднялся. – Везде и во всем необходимо проявлять осторожность. Прежде всего, осторожность. Успехов…

IV

Чем меньше дней оставалось до начала в Москве Олимпийских игр, тем больше статей о предстоящей Олимпиаде появлялось в газетах и журналах, все чаще выступали по радио и телевидению спортсмены и чиновники от спорта. Тон статей и разговоров был вроде бы благожелательный, открытый, но между печатных строк и бодрых, воодушевленных речей чувствовалась тревога: как пройдут Олимпийские игры, не случиться ли чего?

Эта тревога жила как в приверженцах советского строя, которых было абсолютное большинство, так и в недоброжелателях, которые относились к социализму в своей стране прохладно, а то и враждебно.

Тревога сидела и в Залесском. И не напрасно…

Проснулся он ночью от стука. Видимо, упала на пол кружка.

«Марина пришла», – понял Павел Семенович.

Он решил встать, проверить, что происходит на кухне, но поленился.

«Завтра разберусь…»

Больше всего ему хотелось опять уснуть, отрешиться от всего, а лучше – увидеть какой-нибудь хороший сон. Говорят, в снах иногда показывается будущее. Не только земное, но и то, что произойдет после смерти человека. Кто знает, быть может земная жизнь – это всего лишь продолжение вечной жизни…