Марина Клингенберг - Ангелы Зодиака

– Очень красивый сон, – сказал я. – Похоже на сказку.

– Для взрослых, – Мария усмехнулась. – Я плакала еще и потому, что поняла, что теперь придется меньше пить и вообще следить за собой, ответственность проявлять и все такое, а мне не хотелось. Мне хотелось сидеть с Йоханнесом в его доме на Гавайях, пить коктейли и слушать море.

Когда мы отсмеялись, Мария продолжила рассказ. Проснувшись, она почувствовала себя плохо. Через некоторое время у нее поднялась температура. Йоханнес встревожился и привел врача. Тот потребовал полного осмотра в больнице, и уже там их с Марией огорошили тремя сюрпризами: во-первых, у нее острое вирусное заболевание (что еще куда ни шло), во-вторых, вероятно, шизофрения (Мария в это решительно не поверила и посоветовала врачу самому провериться на предмет этой болезни), в-третьих – она ждет ребенка (что было совсем уже из ряда вон).

Обсудив все с Йоханнесом, Мария согласилась после того, как расправится с вирусом, поехать в Израиль и проконсультироваться там, раз уж так хочется Йоханнесу и он поедет с ней, тем более что Израиль – это такое место, поехать куда очень соблазнительно в любой ситуации. Там она наблюдалась у именитых специалистов и там же родила ребенка. Родители Йоханнеса, узнав об этом, потребовали законного бракосочетания. Измотанная психотерапией и родами, Мария не имела сил обсуждать это и рассматривать вариант отказа, и безропотно согласилась. Но если бы у нее и нашлись возражения, то не из-за замужества, а из-за того, что ни она, ни Йоханнес не представляли, что делать с ребенком и, что повергло меня в шок, не были уверены, что это их ребенок.

Сначала я даже не понял, что она имеет в виду, и хотел переспросить, но Мария меня опередила, высказав свою просьбу:

– Об этом я и хотела тебя попросить. Ты можешь как-нибудь устроить нам тест ДНК? Или как это называется.

– Ты сомневаешься, что отец – Йоханнес?

Эта мысль норовила пошатнуть их идеалистические образы, которые я себе напредставлял, и особенно – образ Марии, так что я даже не поверил своим собственным словам. И произнес их дурацки сомнительным тоном, как будто мог знать ответ на этот вопрос лучше Марии и имел право утверждать, что она отрицает очевидное.

– Да, – ответила Мария простодушно, ни на миг не изменившись в лице. – И что я – его мать.

– Подожди, – запутался я. – Ты выносила и родила ребенка, но сомневаешься, что ты – его мать?

– Именно так. Я понимаю, что для тебя это звучит так же странно, как говорящие камни, но что сложного? Проверить, наш Мозес ребенок или нет. Я потому и прошу тебя – ты-то не пошлешь меня сразу куда подальше. Сам понимаешь, если я расскажу эту историю посторонним, меня снова по врачам отправят. Мы пробовали дать денег побольше, чтобы без вопросов, но что-то нам не везет с этим. Куда ни обращаемся, все какие-то бумажки нужны или вопросы идиотские задают… Простого «надо» им почему-то недостаточно. А нам хочется, чтобы гладко, и это… Анонимно. Не то, если родители Йоханнеса узнают, в порошок меня сотрут. Вот уж кто точно про море и звезды слушать не станет. Подумают, что нагуляла и теперь проверяю.

– Ладно, предположим, ребенок не ваш. Чей он тогда может быть?

– Не знаю. Если верить сну, с неба упал. Откуда-то из района Козерога, кажется, но не уверена. Там было очень много звезд, никогда столько не видела.

Я остановился, она тоже. Мария смотрела в сторону моря отсутствующим взглядом. Я смотрел на нее и был готов поклясться, что она не шутила. Она по-прежнему выглядела больной, но физически, а не психически, и при этом очень спокойно воспринимала то, что говорила мне, как вполне возможную, ничуть не удивляющую вещь.

– А Йоханнес знает обо всем этом? – спросил я.

Мария посмотрела на меня почти изумленно.

– Конечно, знает! Мы же все это время были вместе. И он тоже думает, что ребенок может быть не наш. Тем более что сон я ему рассказала почти сразу, как проснулась, а когда родился Мозес, у него был именно такой блуждающий взгляд, как я описывала.

– Он незрячий? Ты говорила, что у него были серебряные глаза.

– Да, во сне были. На самом деле они у него очень темные, и он пока видит. Но врачи в Израиле сказали, что у него с глазами что-то странное, они не могут понять, что именно. Говорят, надо ждать симптомов или когда чуть повзрослеет. Может, потом и ослепнет. Не знаю.

Мы повернули и двинулись в обратном направлении.

– Так ты нам поможешь?

Я подумал, что не каждый возьмется за такую причуду, но никакого преступления в анализе не видел. В конце концов, кто их знает. Может, отец действительно не Йоханнес. Может, от меня что-то скрыли.

– Помогу, раз нужно, не так это и сложно. В моей клинике такого не делают, но что-нибудь придумаю, у моих родителей куча связей в медицине.

– Здорово! – Мария очень обрадовалась. – Мы взамен тоже можем чем-нибудь помочь. У родителей Йоханнеса тоже разные связи, да и у самого Йоханнеса. И даже у меня немного.

У меня в голове вдруг шевельнулась застарелая мысль, сопровождаемая эхом недавнего радиосообщения. Я было схватил ее в надежде задавить, но она выскользнула, пробралась извилистыми путями к горлу, и вот я уже произнес:

– У вас нет, скажем… Знакомых в здешней полиции?

Мария посмотрела на меня очень внимательным взглядом.

– Смотря что ты натворил, – серьезно сказала она.

– Ничего, – заверил я. – Когда я был маленьким, пропал мой одноклассник. До сих пор не могу отойти и хотел бы выяснить, что с ним случилось.

Я был уверен, что Мария, со своими странными взглядами на мир, не станет задавать лишних вопросов, и оказался прав. Она спросила только, в каком году это случилось, и пообещала сделать все возможное.

Мы еще долго гуляли по берегу, потом сидели у разведенного костра, ели и пили, разговаривали – и долго молчали. С Марией и Йоханнесом это было на удивление приятно. Кажется, один я чувствовал себя немного неловко: старался не смотреть на Марию и, конечно, постоянно бросал на нее взгляд. Мне хотелось вытянуть из ее головы весь туман и выпить его, чтобы хотя бы на мгновение стать тенью Йоханнеса. Или, на худой конец, увидеть, что случилось с этими двумя на самом деле. Мне казалось, за их тесной связью кроется какая-то тайна…

Время, проведенное у моря, подействовало на меня бодряще. Мэт на следующее утро тоже чувствовал себя как нельзя лучше. Мы сошлись во мнении, что Мария и Йоханнес очень славные, и делать такие вылазки нужно почаще.

Через несколько дней мне позвонила Мария. Я ответил с замиранием сердца, но она тоном следователя уточнила примерное время исчезновения Луки, его имя, фамилию, школу и приблизительный домашний адрес, после чего отключилась, не попрощавшись. Следующим вечером мне прозвонился некий Семен. Натужно откашлявшись, он сказал прокуренным голосом, что готов обсудить мое дело в следующий вторник, если мне удобно. Я впал в ступор и лишь насилу сообразил, что этот звонок – результат трудов Марии. Мы договорились о встрече.