Марина Тюленева - Жизнь без печали

Бердюгин лежал на кровати, рядом журнальный столик, на котором лежали лекарства и разные средства ухода. Санька взял стул, поставил его рядом с кроватью отца.

– Здравствуй, папа, – в его голосе не было обычной иронии.

Бердюгин хотел что-то сказать, но не мог. Он не понимал, почему жизнь вывернулась наизнанку. Он ушел от нищей студентки, колхозной девчонки из многодетной семьи. Уехал ни куда-нибудь, а в столицу, где у него было все, работа в ЦК комсомола, важный и обеспеченный тесть. Он уехал от нищеты в престижную жизнь. Теперь он умирает в этой замызганной квартирке, а его бывшая жена, эта жалкая девчонка… Бердюгин вспомнил, какой шок он испытал, когда она зашла в его квартиру. Красивая, надменная, в дорогой одежде. Она смогла его устроить в клинику, в которую он даже не мечтал попасть. Что-то он не понял в этой жизни, чего-то о ней не узнал. Бердюгин смотрел на своего роскошного сына, который вызывающе контрастировал с их бедной квартиркой. Пауза затянулась, Санька глубоко вздохнул, надо было что-то сказать. Его опередил отец.

– Люда, мы вдвоем посидим, – голос его был слабоват, но звучал уверенно. Его жена с недовольным видом вышла из комнаты. – Я должен попросить у тебя прощения.

– Это не обязательно. Если для тебя так важно, то прощаю. Точнее, я никогда не держал на тебя зла. Тебя просто не было и все. Так что, не думай. Мама тоже тебя простила.

– Она сильно ревела, когда я собирал вещи. Она меня очень разозлила, зареванная, жалкая, вся скукожившаяся. Глупая колхозная девчонка, она мне мешала. Я не знал ее. Я просто женился, потому что влюбился. Потом разлюбил. Одно дело, девушку любить, которая тебе все время отдает, другое, когда пузо выросло, комнатка крохотная, по ночам часто встает, спать не дает. Ребенок родился, вообще, молоком пахнет, пеленки висят.

Куминов внимательно смотрел на него.

– Ты меня осуждаешь?

– Нет. Мне это знакомо. То, что в данный момент тебе мешает, выглядит жалким. Для меня тоже любовь к женщине, просто интересный процесс. Я не знаю, как можно любить женщину, если она болеет, плачет, если она становится некрасивой и не понимает тебя. Это раздражает. У нас с тобой много общего. Единственное отличие в том, что та девчонка, которая тебе казалась жалкой, моя мама. Мама – это богиня. Это единственная женщина, которую я могу пожалеть, вытереть ей слезы, сделать все, что она скажет. Но я на тебя не обижаюсь. В моей жизни просто тебя не было. Не обижаются же на прохожих, идут мимо, пусть идут. Так вышло, что я родился в результате совокупления мамы с тобой. Я не верю в голос крови. Ты себя не казни, мама давно тебя забыла, что было, то прошло. У тебя другая семья, они с тобой все жизнь прожили, они тебя любят, по тебе страдают. Пусть они будут с тобой сейчас рядом, если ты считаешь, что эти часы последние, – Санька поднялся со стула, подошел ближе, положил отцу руку на плечо – Все, выбрось из головы. Пока.

Перед уходом Куминов отдал жене отца двести пятьдесят рублей.

– Мы не приедем на похороны. Держитесь. Мои соболезнования.

– Ты за этим ехал столько километров?

– Заметьте, я приехал. Я выполнил последнюю просьбу этого человека.

***

Куминов собирался уходить из школы, его уроки на сегодня закончились. Секретарша успела поймать его в коридоре:

– Александр Валерьевич, вас ждут в приемной.

– Неужели не вы, моя красавица.

– Александр Валерьевич, ну вы опять. Я же замужем. Он представился, Валерий Игнатьевич Бердюгин.

«Ох, не фига себе. Папа!». Куминов зашел в приемную, увидел высокого сутулого пожилого человека и кивком показал ему на дверь. «Почему такой старый, вроде немного старше мамы должен быть». Они вышли из приемной.

– Здравствуй, сын.

– Давай только без пафоса.

– Ты мне не рад?

– Слушай, мужик, я вообще-то тебя в первый раз увидел, то, что было в младенчестве, я не помню.

Бердюгин давно жил с другой семьей, у него были другие дети. Жизнь его не задалась. Тесть был высоко, но не ту сторону занял в конфликтах с Хрущевым, его сняли с работы, лишили служебной квартиры и дачи. Бердюгина тоже попросили с должности, которую он занимал в ЦК комсомола. Он пошел работать в НИИ научным сотрудником, работником был слабым, карьеры не сделал, держали больше из-за того, чтобы было кого на картошку посылать. Так и сидел на мизерной зарплате, жили в маленькой квартирке на окраине Москвы. Недавно Бердюгин узнал, что у него серьезная болезнь, стал в церковь ходить, перед смертью потеря партбилета не страшна. Вспомнил про первую жену, решил повиниться, чтобы на тот свет с грузом на душе не идти. Узнал, что сын работает простым учителем, жена вроде как в обкоме партии, но в провинциальных обкомах тоже, поди, без шика. Мучился из-за того, что сделал несчастными две семьи. Решил попробовать хоть чем-то помочь. И вот, смотрит на молодого насмешливого красавца в добротном костюме «тройка», в заграничном пальто нараспашку. «На Катьку похож, от меня ничего нет, если только рост. Может, Катька не от меня родила».

– Я умру скоро.

– Сочувствую, – безразлично сказал Санька.

– Я в церковь теперь хожу, Саня.

– Думаешь, боженька все грехи отпустит? Или ты это перед судом божьим предстать собрался? Да воздастся вам за деяния ваши.

– Тебе мать про меня плохо говорила?

– Нет, ну ты орел! Ты еще и жертва? Ладно, слезы пускать не будем. Помирай спокойно, не переживай, на тебя зла никто не держит, точнее, про тебя никто и помнил. Меня сделал и на том спасибо.

– Не так я себе встречу представлял.

– Знаешь, Валерий, как там тебя, Игнатьевич, все, пообщались. Помрешь, денежки на похороны вышлем. Сейчас, извини, спешу.

– Остановка же в другой стороне.

– Я на машине, ставлю дальше от школы. Неловко «Волгу» ставить рядом с директорским «Запорожцем».

Куминов сел в машину, развернулся и, проезжая мимо, как столб стоявшего, Бердюгина, притормозил, опустил стекло и сказал:

– Нормально все, поверь. Езжай домой. Счастливо тебе, поживи еще годиков несколько, – он закрыл окно и уехал.

***

Жизнь текла своим чередом. Куминов работал, после работы занимался на спортивной площадке, вечера коротал с Петровной, молча распивая чай. Петровна, уставшая за рабочий день, тоже молчала, так и сидели, думая каждый о своем. Бывало, вечером Куминов садился в машину, ехал в поселок, где его встречала и уводила в постель почти незнакомая ему женщина. Или уезжал в город домой, пообщаться с матерью, переодеться, постирать одежду. Когда было желание, ехал на свидание с Линой, или заказывал «мадам Рекамье». Ходил на тренировки к «сэнсэю», после официального создания федерации карате, заниматься можно было без оглядки. Иногда забредал в какой-нибудь бар, посидеть немного, вдохнуть городской жизни. Соседскую девочку Дашу, Куминов видел редко. Она нравилась ему своей необычностью, своим хрупким и даже эфирным видом. Будто она была из царства эльфов и должна была порхать по цветкам рядом с Дюймовочкой и ее принцем-эльфом. Ничем она не походила на деревенскую девочку.