Ольга Крупнова - Ветер.mail.ru

Хотя вру. Об одном буду. Но только если тебе захочется.

Расскажи мне о своей семье, Саня? О хорошем в твоей семье. Можно?

Я, знаешь… меня так вставило вдруг. Оказывается, папа Нельку хотел назвать совсем другим именем, но наша правильная, социалистически подкованная мама не дала и велела назвать ее Нинелью. Хоть не Даздрапермой, слава Богу. А папа все равно тайком звал Нельку Асей. Она помнит – и так счастлива. А у меня от этого столько нежности в душе. Не могу передать.

Расскажи мне что-нибудь, Саня? От чего тебе самой будет хорошо. Пожалуйста. Можно вовсе не загадочного, загадочное я и сама себе придумаю. Хотя, когда папа зовет дочку только им известным именем, и в этом любовь, – это такая светлая тайна, правда? Как ты думаешь?

Санечка, обнимаю крепко.

Про лекарства и деньги – не стесняйся, слышишь! Для меня это ни с какой стороны не жертва.

И еще. Спасибо, что назвала Птицей.

Твоя Настя

PS. Заварохина второй день со мной не разговаривает. Учитывая, что в комнате мы сидим втроем, очень давит. Купить ей мороженое, что ли?

С уважением

Anastassija Lutikova

23.01.2013—10.02.2013

Понедельник – пятница. Изо дня в день одно и то же: Саня приходила на работу и кидалась к алексеевским термостатам, где плотными стопками стояли чашки Петри – стеклянные плоские баночки, в которых на тонком слое питательной среды росли бактерии и плесень. Росли, как проклятые, создавая многоцветную картину, то, что у микробиологов называется «газон», вызывая в памяти действительно многоцветный газон в мавританском стиле с разноцветьем весёлых мелких цветочков.

Разговоры, разговоры…

«Ну что, Санька, всё то же самое. Стафилококки, бациллы, аспергилл. Спороносят, сволочи, – любо-дорого глядеть. Хочешь в микроскоп полюбоваться?»

«Нет, спасибо. И так на чашках вижу».

Нет, не работает метод, чёрт возьми. В чём была ошибка? Саня не понимала. По её мнению, правильные действия должны были приводить к правильным результатам, а тут их не было. Было не поддающееся счёту и дезинфекции количество микробов в воздухе. Не дождь, а настоящий тропический ливень.

«Иванова, не пора ли вам прекращать ваши рискованные эксперименты? Евгения Павловна жаловалась мне, что не успевает мыть и стерилизовать вам чашки, а Алексеева только зря переводит среды, которые, между прочим, не бесплатны, а финансирование по грантам в этом году нам урезали. Чего вы добились в конечном итоге? Это вот что за фабрика микробной биомассы? Немедленно освободите термостаты! И, Алексеева, займитесь, наконец, своей диссертацией. Мне не нужно вам напоминать, что у вас осталось меньше года?»

«Владислав Андреевич, я прошу дать нам ещё две недели. Я постараюсь экономить чашки, будем расставлять их по три на помещение, этого хватит. Ну пожалуйста».

«А что если огнемётом пройтись, как думаешь? Жаропрочных мутантов выведем, в оборонке запатентуем».

«Андрюша, шёл бы ты лесом, а? И без тебя тошно».

(Саня Насте)

С каких пор это со мной, ты спрашиваешь… я не помню. Моя жизнь не так богата событиями, не настолько, во всяком случае, что я не могла бы вспомнить какого-то потрясения, ставшего причиной болезни… Настя, я ничего не помню. Наверное, это часть моей болезни, но не помню я ни походов к врачу, ни тех названий лекарств, которые ты мне так легко перечислила, словно бы какие-нибудь аспирин с парацетамолом.

Ни психологов, ни психиатров, ни тем более больниц в моей памяти нет. Это не значит, Насть, что их не было в моей жизни. В моём прошлом есть какие-то чёрные дыры, и я очень боюсь думать, что в них скрыто, и мне страшно заглядывать в эту черноту. То, что есть сейчас, – всего лишь лёгкие отголоски безумия: неустойчивое настроение и вечно близкие слёзы. Хрупкое пограничное состояние. Муж меня на этой грани и держит, он вытаскивал меня, когда я уже улетала, и по ту сторону, он меня и лечит и утешает, за что я бесконечно благодарна ему, и даже благодарностью назвать это мало – он в прямом смысле моя жизнь, Насть.

Так что спасибо тебе, но я даже не знаю, какие из лекарств мне могут помочь. Всей медициной у нас в доме по понятным причинам заведует Сашка, он же и кормит меня весной и осенью курсами таблеток из какой-то баночки. Может, у него лучше спросить?

Насть, для меня это настолько смутная материя – это моё сумасшествие. Бывают, знаешь, сны наподобие твоего тогдашнего, приоткрывающие дверь в странные миры, где мы то ли гости, то ли тамошние аборигены. Мне иногда кажется, что где-то параллельно с моей теперешней проходит другая моя жизнь. Более весёлая, искренняя, настоящая, что ли. Но мне её не увидеть даже во сне. Может, мы одинаково сумасшедшие, только ты об этом можешь говорить свободно, а у нас в семье это считается позорной тайной? Шучу, не обижайся. Но я рада, что хотя бы с тобой могу это обсудить.

Вечерняя прогулка по Ваське завершилась возвращением домой с приятным, не особо тяжелым пакетом в руках – маскирующая жидкость, гуммиарабик, еще пара кистей вдобавок к уже имеющимся. Маскирующую жидкость давно хотелось попробовать.

Карандашный набросок, закрепленный на планшете, ждал своего часа почти неделю. Надо ведь было собраться с духом, почитать, просто подумать. Впрочем, решающей оказалась мысль: «Испорчу – возьму другой лист». В самом деле, сколько можно трепетать-то!

Лес внизу будет похож на птичьи перья – кроны трех цветов и белые стволы с белыми ветками. Развернуты, словно вокруг воронки от взрыва: по центру крупные, а чем ближе к периферии рисунка, тем мельче и однотонней. А почти в середине – одна ветка, на ней сидят полуптицы-полулюди – папа и дочка. Папа выдернул из своего хохолка крупное полосатое перо и пристраивает его на голове девочки: «Вот ты и совсем большая».

(Настя Сане) Саня, я прямо в растерянности вся. По поводу твоего заболевания. Какие сны, нафиг? И какие тайны? Кого сейчас нервным расстройством удивишь? Извини. Тайны, сны – это все вещи приятные, даже жуть в них с привкусом удовольствия. А в твоем заболевании что приятного? Прости-прости-прости!

Да даже не о том. Ну, хорошо, ты ничего не хочешь знать про себя. Даже вспомнить не пытаешься. Ладно. Страшно, неприятно, болезненно – понимаю. Амнезия частичная – тоже понимаю. Но свое нынешнее состояние ты что, совсем не хочешь контролировать? Я очень рада, что у тебя такой заботливый муж. Это прекрасно. Но случись что с мужем, не приведи Господь? Что ты будешь делать? Может, хоть что-то о себе знать надо? Ну, типа, как подушка безопасности – хоть куда идти, к какому врачу обращаться, какие лекарства выписывать. Это же не те средства, что поскакал и купил в любом месте, на них рецепты нужны, со свежими датами.

И я еще не очень понимаю, извини. Рецепты вот, я задумалась прямо… Как тебе их без беседы с врачом выписывают? Такое бывает разве? У Заварохиной, я точно знаю, срок рецепта – год. И чтобы получить новый рецепт, она идет к своему специалисту, анализы сдает, потом только новый рецепт получает. А то и направление в больничку, полежать месяцок. А ты когда последний раз в больнице лежала? Обследовалась? У меня, кстати, тоже рецепт был только на год выписан, потом в психдиспансер районный надо было идти за продлением. Не продлили, чему я рада была. Ну, то есть предлагали, но сказали, не обязательно при моем состоянии, я и отказалась.