Николай Самуйлов - Принц и опер. Роман фантастических приключений

Из боковых прорезей в накидке выглянули смуглые руки, поблескивающие кожей, натянутой на крупные кости. Накидка скрывала одежду сэра Оскара. Однако я заметил сверкнувшие под ней босые ноги. Он медленно шагал по траве, словно наслаждаясь её ласковым бархатом.

– Доброе утро, сэр Оскар!

– Доброе утро, малыш!

Голос у него бархатистый, не громкий.

Я уже намерился свернуть с тропинки в густую траву и подойти к старику, но тот остановил меня.

– Осторожно, малыш! Не стоит этого делать. Утренняя роса намочит твою обувь.

И в самом деле. Я только сейчас обратил внимание на мокрые полы накидки Оскара, и на тёмный след, оставленный на серебристо-изумрудном травяном ковре. Трава, освобождённая ступнями старика от груза влаги, бодро вскидывала упругие стебельки с мириадами повёрнутых вверх чашечек. Через некоторое время туман снова наполнит зелёные лепестки влагой и нагнёт стебельки обратно к земле.

Я остановился и посмотрел на мелкий гравий, покрывавший извилистую тропу, приведшую меня к озеру с могучим деревом на берегу. Продолговатые, словно зёрна разноцветной фасоли, чистые пёстрые камешки выглядели совершенно одинаковыми по форме и размерам. И выложены они в траве красивой мозаичной лентой, не имеющей разрывов, проплешин, сужений или расширений по всей длине. Аккуратно выполненное произведение садово-парковой архитектуры – неправдоподобно аккуратное. Такого опрятного уголка я не встречал в прошлой жизни. Зелёный травяной ковёр не обезображивали нагло «выпячивающиеся» лопухи и конский щавель. А дерево-гигант, похожее на баобаб, не напоминало чудо африканских саванн, запечатлённое мной не наяву, а из чёрно-белой иллюстрации в учебнике географии. Мне подумалось, что вокруг меня, скорее всего не Африка, и дерево, нависшее мрачным тёмно-зелёным облаком, не баобаб. Да и трава с миниатюрными колокольчиками, собирающими туманную росу, скорее всего не растёт ни на одном из континентов планеты Земля… По крайней мере, в кино и на экране телевизора я ничего подобного не наблюдал. Может быть, где-нибудь в Новой Зеландии растут такие деревья и такая трава? И жители этой страны, кажется, разговаривают по-английски…

Ну не на Марсе же соизволили вы сегодня проснуться, господин Майкл?!

И вообще – я всё ещё сплю на красном коврике в оранжевой пустыне без оазисов, под непроницаемым чёрным небом, без звёзд и солнца… и вижу сон…

Сэр Оскар приблизился к дорожке и, словно перешагнув невидимый барьер, ступил на хрустящую гальку. Накидка у Оскара распахнулась, и под ней оказался мужчина очень необычной комплекции. На статном теле, загорелом и украшенном бугорками бицепсов и трицепсов, хорошо сидели тёмно-коричневые шорты и серая тенниска. На запястье левой руки сверкнул массивный браслет с ромбиком без циферблата. Точно такой я оставил в спальне…

– Подержи-ка, малыш, – сказал Оскар, протягивая мне накидку. – Через пять минут туника просохнет, и я возвращу её Феликсу. Ну, какие у тебя впечатления? Что-нибудь не так в нашем мире? Что-то не понятно? Что-то увидел новое? Спрашивай…

Секунду назад я был готов засыпать сэра Оскара сотнями вопросов. Но «нечто», прятавшееся во мне, неожиданно сковало «чувство» любопытства, если таковое существует, и некоторое время удерживало инициативу, способствующую обогащению знаниями. Я молчал и смотрел на старика, ожидавшего от меня членораздельной речи. Но мой мозг не порождал шевеления невронов, а язык, не получавший от них сигналов, просто лежал за забором зубов слюнявым рудиментарным отростком…

И выглядел я в этот момент первостатейным дебилом.

– Пойдём, малыш, поближе к берегу. Там есть премилый уголок с изумительной беседкой. Посидим, помечтаем. Я люблю смотреть на воду. Успокаивает.

И мы пошли…

Беседка – лёгкий навес на четырёх опорах с парой плетёных кресел и висящим между ними диском – располагалась у самой кромки воды. Водная поверхность, покрытая мелкой рябью, и в самом деле притягивала взор, успокаивала и даже убаюкивала монотонным небесно-глубинным спокойствием. Однако меня в который раз посетило недоумение при виде парящего между кресел деревянного диска, напоминавшего выбитое из пивной бочки днище. Диск в этом странном мире был обычным столиком, не имеющим привычных для моего сознания ножек. К сожалению, недоумение не сопровождалось хотя бы толикой анализа. Усаживаясь в предложенное Оскаром кресло, я ткнул пальцем в парящее бочковое дно. То без сопротивления отплыло на полметра и замерло, в ожидании иных козней со стороны идиота без памяти. Это я так про себя, любимого.

Оскар не обратил внимания на проведённый эксперимент. Или не подал виду. Он взял из моих рук накидку-тунику, несколько раз встряхнул её и она, я это видел своими глазами, вдруг уменьшилась до полного исчезновения. Причём уползающий «хвостик» туники не просто так исчез, а вполз в ромбик на браслете, словно чья-то рука втянула его внутрь.

Нет, конечно же, в детстве я читал наших и зарубежных фантастов и искренне удивлялся их придумкам, балансирующим на грани между знакомым нам реальным миром и мирами из волшебных сказок. Но тут, если это не сон, происходило нечто умопомрачительное.

– Хорошо. Если у тебя нет вопросов, малыш, – сказал Оскар, усаживаясь в другое кресло, – то спрашивать буду я. – Он улыбнулся, поправил обеими руками волосы – откинул влажный ворох кудрей за спину – и подтянул диск к себе. – Не хочешь ли выпить воды?

– Да, очень хочется попить, – сказал я и оглянулся в надежде обнаружить где-то рядом в прибрежной траве кран с водой. Но вода возникла на диске сама собой, незнамо откуда, в двух высоких хрустальных бокалах. Рядом же проявилась массивная пепельница, а следом – открытый портсигар с длинными коричневыми сигаретами.

Вода, прохладная, с лёгким йодистым запахом, несколько успокоила мозговое напряжение. Я выпил больше половины бокала. К портсигару ни первое, ни второе «Я» руки не протянули. Видимо не курили мы оба в прошлом. И Оскар не стал предлагать, а сам затеплил тоненькую сигаретку от огонька, вспыхнувшего из ромба волшебного браслета. Никогда не сравнивал амбре от сигарет «Дымок» и «Прима» с ароматами от «Мальборо» или «Парламент». Яд есть яд, как его не назови. От коричневой же палочки Оскара на меня повеяло чем-то пиратским, зовущим в далёкое путешествие с невероятными приключениями. И ещё, осыпало дурманящим ознобом романтики с полнейшим «пофигизмом» перед лицом ещё не опознанной опасности…

Кстати, насчёт витающей над моей головушкой возможной опасности. Например, в виде чётко воспринимаемого фантастического бреда, исполняемого каким-то там центром в одном из полушарий мозга, после употребления порции лекарства полученного от медбрата психиатрической лечебницы…