Андрей Вейц-Ветер - Пламя в парусах. Книга первая

– Ой!.. – пискнула влетевшая девчушка. Ричард сразу её признал, это была та самая, которая утром так любезно взялась разнести свежеиспечённый хлеб. – С-сир Ричард?!

– Да, с утреца меня именно таким именем и звали, – улыбнулся тот. – Правда, без этого твоего «сир», Солнышко. Не привык я такое по отношению к себе слышать, так-то.

Девица тотчас же смутилась. Румянцем окрасились её щёчки.

– Так чем обязан? – напомнил ей Ричард.

– Ох!.. Старшие велели созвать вас к столу, да поскорее! Угоститься и выпить.

– Ого. Угоститься и выпить – это я завсегда, – не без удивления заметил Ричард. Здешнее непривычное радушие всё больше приходилось ему по нраву. – А повод каков?

– Так, дракон же в небе пролетал! Добрые знаменья к добрым вестям взывают…

– А-ах, да-да-да, точно! Припоминаю. Ну что ж… хорошо, я скоро подойду.

Довольная собой, девица – Лея, кажется так её звали, – кивнула, махнув прядками волос, и поспешила выскочить за дверь, забыв даже попрощаться. «Ох, молодость!», – подумал Ричард с улыбкой. Он снова прошёлся по своим разворошённым пожиткам, выудил расшитую бисером и серым жемчугом жилетку из мягкой кожи, и напялил её на себя. Глянул в начищенную орихалковую вазу, повернулся и тем боком, и этим, и, наконец, удовлетворённо кивнул. По его мнению, выглядел он вполне празднично.

С собой Ричард взял только кисет с табаком. Огляделся в поисках трубки и… «Что за чертовщина такая?!», – воскликнул он, обнаружив её в горшке. Выхватил сразу же, но трубка вся оказалась перемазана остатками каши. А запасной-то у Ричарда и не было.

– Ох, непруха. Ну да ладно, мож кто угостит?.. – проворчал он. Тут же выругался на себя за то, что опять размышляет вслух, бросил трубку на стол и вышел из хаты вон.

Такеда дожидался его на прежнем месте. Ричард про него едва не позабыл. Теперь понятно, отчего эта девчонка влетела в дом, будто пичуга, а затем так же и упорхнула.

– Ну что ж, проходи, приятель. Теперь мы соседи. Там в углу есть свободная кровать – её и занимай.

Чужестранец поклонился. Потянулся к шее и выудил оттуда связку причудливых монет на верёвке. В свете клонящегося к закату солнца сверкнула медь и серебро.

– Эй!.. Не-не-не, так не пойдёт, – осадил его Ричард. – Давай-ка вот что устроим: я сегодня в добром расположении духа, потому ты считай себя моим гостем, договорились?

Пекарь ожидал улыбку или что-то наподобие того, но Такеда в лице ничуть не изменился. Только кивнул, убрал монеты и взялся за вещмешок.

– Неразговорчивый ты парень, да? Ну да ладно, устраивайся там пока, а я отойду.

Чаандией – для себя Ричард решил, что он, скорее всего, именно чаандиец, раз носит свои деньги таким причудливым образом, – скрылся за дверью его дома. Пекарь вздохнул чуть свободнее. Нечему было удивляться, отчего этот чужак пришёл именно к нему искать крова; его неприветливость наверняка пугала деревенских с самого порога. Интересным казалось другое: та жилка в голове у Ричарда, которая обычно громче всех восклицала «гони его в шею!», «пора делать ноги!» или «камнем по башке, и в колодец!», – нынче преспокойненько себе молчала. Была в этом конечно и свой логика, ведь если б Такеда хотел ему навредить – наверное, сделал бы это сразу и с порога. Не выглядел он как сопляк из робкого десятка, хоть ты тресни. Но загвоздка-то была в другом.

В том, что и у самого Ричарда не было ни единого повода так с ним любезничать. По крайней мере, раньше он за собой подобного не замечал. И вот кто б ему растолковал: эдакие настроения в его голову сегодняшним морским бризом надуло, или… или что?..

– Тьфу, холера! – тихонько выругался Ричард, пнув случайный камень с дороги.

Тут ведь вот какое дело: у людей его профессии – его породы , – отличать мнимую угрозу от угрозы всамделишной было в порядке вещей; а друзей у них и вовсе не водилось. Мужик мужику либо старшой, либо шестёрка, либо компаньон, ежели общее дело есть; ну а свою спину каждый сам прикрывает. Вот и ему – Ричарду, – нет бы сейчас на стрёме сидеть, а он с этого чаандийца ещё и плату брать отказался. Товарищи б не оценили…

Многотравье, по которому он ступал, то и дело забивалось в башмаки, царапая щиколотку. Коль скоро он останется здесь надолго, надо б тропинку что ли протоптать.

Ричард снова потянулся за отсутствующей трубкой, и снова выругался, когда вспомнил, что её нет рядом. «А к чёрту всё это!», – решил он, выбрасывая из головы лишнее. Всяких там философских размышлений он никогда не жаловал – те напоминали ему о том, что не очень-то он хороший человек, – а потому Ричард сделал то, что и всегда, когда котелок его забивался всякой ерундой: двинул туда, где наливают. Тем более, что гам весёлого застолья с каждым его шагом всё нарастал. Ну а когда кто-то из деревенских взялся за гусли, даже его весёлость наконец взыграла.

И дело тут вовсе не в угощении, как можно было подумать, и даже не в выпивке.

Разномастной снеди как раз-таки было не особо много – в любой придорожной корчме за пятак кормили лучше. Застолье, как-никак, организовывалось с кондачка; деревенские бабы просто не успели состряпать чего-то эдакого. Нет, дело было в той всеобщей радости, что царствовала здесь полноправно и своевольно. Искренней радости , так её разэтак! Ричард только из-за холмика успел показаться, как его глазам предстал не просто праздник, а целая мать её деревенская ярмарка. Только огоньков разноцветных да дрессированных мишек тут и не хватало! Местные веселились так, будто отродясь бед не знавали… Ну, или, как если бы делали это в самый распоследний раз.

Так или иначе, но их настрой захлестнул Пекаря словно штормовая волна, и понёс прямиком к столу, так что и не воспротивиться. Там перед ним в тот же миг выросла гора съестного, кружка уже исходила чем-то пряным и пенным, а когда он лишь заикнулся о курительной трубке, ему сразу предложили четыре на выбор. И это были совсем не те посиделки в «Бочке», что он помнил и считал за образец хорошего времяпрепровождения.

Там-то заседали люди серьёзные, общались только по делам, пили, топя в алкоголе собственные грехи, и играли в карты, чтобы, проиграв, расплатится за недоброе с судьбой.

Здесь же ничего подобного не было. Не было той тягостной серьёзности. Только добрая компания людей, многих из которых он видел сегодня впервые, но которых – и он, Ричард, мог бы свидетельствовать об этом перед богами, – хорошо знал всю свою жизнь.

Не иначе как кто-то погнал время розгами, ибо полетело оно быстрее ветра.

Ричард пил, но не пьянел, смеялся, но глупцом себя не чувствовал, щедро делился рукопожатиями и похлопываниями по спине, и – чёрт возьми! – наслаждался до того качественным табаком, какого ещё в жизни не пробовал. Самым простым и дешёвым.