Андрей Вейц-Ветер - Пламя в парусах. Книга первая

– Что?!! – удивился я вне всякой меры. – К-как?.. Как это?!

– Дак я и не собирался уезжать. Моё ж хозяйство прямо за рекой, ты позабыл поди?

У меня, признаться, от этих слов просто челюсть отвисла. Нас ведь и так всего двое осталось, а отче наши и без того незначительные силы ещё сильнее дробил. Не к добру.

– Я не поеду! – Голос мой, удивив меня самого, прозвучал, словно звон чеканного молоточка по железяке. – Отче, право же, без тебя – нет, не поеду! Ни в коем разе.

Тот озадаченно округлил на меня глаза:

– Это ещё почему это?!

Почему это… Действительно, почему ? Не потому ли, что хуже, чем оставаться в лагере, где среди гвардейцев могут скрываться враги, только в одиночку отправится в дорогу, чтоб недруг уж наверняка мог подкараулить тебя вдали от посторонних глаз?

– Просто… просто так надо, отче! – замотал я головой. – Поеду с тобой, если ты поедешь, либо же останусь здесь, если останешься ты. Вот так вот!

Я подобрался и скрестил руки на груди. Отец Славинсон заметно так посуровел.

– Сыне… – выдохнул он. – Ты, да простит меня Гайо за такие слова, рассудком что ли помутился? Ну, право же, что это ещё за «хочу – не хочу», «поеду – не поеду»? На кой ляд я тогда перед комендантом ковром стелился?! Или это ты рассердить меня удумал?..

Хотел сказать что-то ещё, но замолчал, шумно дыша и широко раздувая ноздри.

Я, признаться, никогда прежде не видел отца Славинсона таким рассерженным. Даже не рассерженным, нет – обиженным даже. Обиженным и сильно оскорблённым.

Собрался, было, ответить ему, но, благо, успел опомниться и заблаговременно язык свой прикусил. Отче так-то прав был. Там, за рекой, за сожжённым мостом, стояло его аббатство. В застенках всего-то человек пять монахов обитало; притом, насколько я знал, один был слеп, другой нем, а ещё двое – блаженны. Всё ли с ними в порядке? Живы ли они, или так же пропали без вести, а само аббатство разрушено и сожжено? Позор мне, что я сразу о том не подумал. Ну а теперь уж делать нечего, иного не попишешь.

– Прости, отче. Я… я погорячился, ляпнул недодумавши. Испугался, наверное.

Славинсон только губы поджал и ещё раз тяжко вздохнул. Взял со стола стаканчик, глянул внутрь, взболтнул, да и разом допил, что оставалось. Со стуком поставил на место.

– Ладно уж, забыли былое. Но ты уж, мальчик, думай, о чём говоришь, ладно.

Кольнуло.

– Я уже не мальчик, отче. Я – взрослый.

– Правда? А, по-моему, повёл ты себя только что как обычный мальчишка…

На этот раз – сильнее. Отец Славинсон – по лицу было видно, – и сам понял, что сболтнул лишнего. Думаю, так-то он не хотел меня задеть, но… сказанного не воротишь. Неловкий наступил момент, обидное для нас обоих молчание. Для меня уж точно.

Прошло немного времени, к нам подошёл один из гвардейцев и сказал, что гонцу с минуты на минуту уже отправляться. Он один, верховой, а я, поскольку веса небольшого, вместе с ним поскачу. Велел готовиться и выходить на дорогу, да не затягивать.

Я с трудом себя от скамьи оторвал. Оставаться здесь не хотелось, но и уезжать тоже было решением не из лёгких. Собирать мне, по большому счёту, было нечего. Весь мой нехитрый скарб, отцовский нож, да и несколько монет оттягивали пояс, а потому я вернулся к остову дома, глянуть ещё разок, что там оставалось. Полазил, покопался, но, окромя того самого осколка зеркальца, так ничего и не нашёл. Был где-то здесь закопан на чёрный день мешочек с домашним серебром, ну дак разве ж его сейчас отыщешь? В конце концов, я оставил попытки. Найдётся так или иначе в следующий раз, когда я вернусь.

Уходя, я ещё раз окинул взглядом всю деревню. То, что от неё оставалось. Думал, естественно, о том, чтоб поскорей всё наладилось. Дома отстроить – не проблема; другое дело – во всём произошедшем разобраться. Ну и хотелось бы мне, чтоб я ошибался: чтоб не при чём тут были ни та проклятущая драконья книга, ни эти взбалмошные дворянчики, вздумавшие так не ко времени и ни к месту свои нелепые склоки улаживать.

Отвернувшись, я зашагал прочь. Только подступил к дороге, и тут что-то звякнуло у самого мыса моего сапога. Тускло блеснуло и скрылось в траве. Я огляделся. Вокруг была целая прорва гвардейцев; помнится, один из них мне говорил без ведома ничего тут не трогать. Потому-то я сделал вид, что просто задумался, а как находку в траве разглядел, присел рядом и принялся сапог поправлять. Оказалось – монетка медная, в рукав её сунул.

Гонец седлал жеребчика и навьючивал последние сумы. Как меня увидел, махнул, чтоб я поторапливался. Отче рядом с ним стоял, тоже меня дожидался. К вечеру уже шло, вновь поднялся ветер, небо окончательно тяжёлой пеленой затянуло. Снова заморосило.

– Отче, – подступил я к священнику, – я хотел ещё раз извиниться. И за капризы свои, и за то, что уезжаю. – Глянул мельком на гонца. Довольно молод он был и вполне весел. Не казался злодеем, хотя, пожалуй, злодеями никто на первый взгляд не кажется. Отвернулся от него. – Обещаю возвратиться при первой же возможности, отче, и… Да что уж говорить!.. Только скажи, и я чего угодно наобещаю, лишь бы ты на меня не серчал!

То ли это морось безобразничала, то ли отче от сказанного едва не прослезился.

– Ох, негодник, вот же ж ты языкастым иногда бываешь! Но не тревожься, я не в обиде. А пока вот, возьми-ка это на дорожку. Чтобы не так тягостно тебе было.

Вручил мне плащ свой от непогоды, который я сразу же на плечи себе набросил, кошель, в коем монеты бренчали, и конверт сургучной печатью заклеенный. Пояснил, что в конверте рекомендации, дабы поселиться мне всё в том же соборе пресвятого Слимма Элийского, а в кошеле – чуть поболее сотни гион серебром и медью. На всякий случай. И как не пытался я их ему вернуть, он был непреклонен. Велел с собой забирать.

Наконец, гонец всё подготовил, запрыгнул в седло, а меня перед собой усадил. Мы с отцом Славинсоном простились, и дальше – только мелкая морось мне в лицо хлестала. Оглянулся, но извилистый перелесок быстро скрыл с глаз и священника, и гвардейцев.

Я укутался получше в плащ и как мог незаметно проверил отцовский нож на поясе. Всё ещё побаивался гонца, всё ещё подозревал в нём недруга. Воображал, что, если вдруг он нападёт на меня, отмахнусь и спрыгну с коня, да в чащобу брошусь. Ну да, как же… Скакуна он гнал во весь опор и попробуй я спрыгнуть – как пить дать переломал бы себе ноги, да шею свернул. Занимайся я эдаким трижды раз на дню начиная годков с десяти, может и вышло б чего, ну а так… В конце концов я просто плюнул. Будь что будет.

Выудил из-за рукава найденную монетку и стал её рассматривать. Вроде как была это дворфская артана, глифами украшенная. Ничего необычного, разве что на ребре это́й красовался глубокий рваный срез, будто её медведь когтями царапал. Донельзя странная находка, рассудил я, пригодиться.