Андрей Вейц-Ветер - Пламя в парусах. Книга первая

Дверца в мою келью всегда чуть скрипела, и хотя я точно знал, что за ней никого нет, открывал её так аккуратно и тихонько, как только мог. Давно заметил: стоит удумать какую-нибудь каверзу, и всё вокруг тебя тотчас же начинает скрипеть, шуршать, грохать и стукаться; сухие трескучие ветви сами подползают тебе под ноги, а крынки, миски и тому прочее, – злонамеренно подтягиваются к краям столов, чтобы ты ненароком их смахнул.

Ну и естественно у всех вокруг случается бессонница, голод или внезапная жажда свежего ночного воздуха, к тому же проявляются удивительные хвори: слух обостряется даже у самых тугоухих, а почтенные старики видят и подмечают, словно молодые соколы.

Искать посреди ночи бумагу и чернильницу, подсвечник и ворох перьев для письма, – та ещё задачка. Да и сам собор преображался в сущий лабиринт, едва солнце заходило за горизонт. Но раз уж я взялся… Прежде, я уже покидал келью по ночам: по нужде или из-за скуки, отправляясь в читальную, или возвращаясь из неё же несолона хлебавши. Знал, что полуночных обитателей хватало, а шлёпанье босых ног, что по камню, что по дереву, – разносится далеко. Потому-то сейчас я крался, по-шутовски намотав на ноги простыни.

Вполне себе удобно, тепло и тихо. И как это я раньше до того не додумался?

В конце коридора мигнул отсвет ни то лампы, ни то свечи, и я тотчас же отпрянул. По наитию вжался в стену, но по неопытности – сделал это аккурат напротив витража; так что лунный свет меня всего в узоры разукрасил. А когда понял это, сам себе усмехнулся и поспешил перебраться в тень. Путь мой шёл через внешнее крыло собора, прямо в архивы, но, как видно, не мне одному они в этот час понадобились. В конце коридора посветлело.

– Эй, кто это там бродит, скажите на милость? – раздался сухой и скрипучий голос.

Я подобрался и притих, вжался в са́мый угол, где темнее всего. Хозяином голоса оказался почтенный архивариус Митхрас, брюзгливый старец, претворяющийся старше и немощнее, чем он есть на самом деле, и мудрее, чем когда-либо сможет стать. Ну конечно же, кому, как не ему, преграждать мне сейчас дорогу? А если бы я шёл не за письменными принадлежностями, а, скажем, проголодался, – на его месте очутился бы кашевар.

А вот и сам старик показался в конце коридора. Конечно, я мог бы просто выйти и попросить его. Перо, бумага и чернила – никакая не ценность. Но я так поступать не стал. Мне вдруг сделалось интересно: а заметил ли? Или нет? Или всё-таки да?! Судя по тому, как старик поднял повыше лампу, как оглядел коридор и как отвернулся, недовольно что-то бурча, – не заметил, хотя самому мне думалось, что сложностей в том быть не должно.

Однако чувство оказалось приятным. Отдавало неким азартом детских пряток.

Архивариус Митхрас, не переставая ворчать себе под нос, развернулся и зашаркал прочь, однако ушёл недалеко. Скрипнула дверь, но не захлопнулась, и часть коридора всё так же осталась омыта светом лампы. Тем не менее, сам старик притих; доносилось лишь приглушённое шуршание, и, потому, прождав несколько мгновений, я решил посмотреть, что там да как. Но тихонечко. Медленно и аккуратно, шажок за шажком.

Оказалось, почтенный архивариус устроился в одном из кабинетов, где склонился над толстенной метрической книгой. Царапало перо, очин тихонько алкал из чернильницы. Время от времени старик заносил что-то в рукопись, иной раз что-то выписывал на листки. Сидел удачно, спиной ко входу, и даже ухом не повёл, когда я мельком заглянул в кабинет.

У меня вновь возникло желание просто постучаться и попросить всё необходимое, и я снова от него отмахнулся. Не хотелось мне рассыпаться в извинениях за беспокойство в столь поздний час, да и отвечать на бесконечные «зачем?» тоже. А ведь иного наверняка не будет. Да и не хватало ещё, чтобы перепуганный моим вторжением архивариус залил свои труды чернилами, а я бы сделался в том виноват. Вот уж дудки.

Я отступил на шаг, развернулся и уже готов был продолжить свой путь, как внутри кабинета архивариус вдруг отодвинул табурет, встал и, судя по шороху его одежд, куда-то направился. Я уж подумал – к выходу, но нет, его шарканье становилось тише. Удалялось. Интерес победил, и я вновь мельком глянул, что там делается. Оказалось, старик просто к дальним стеллажам направился. Что бы ни было у него там за дело, лампу он прихватил с собой, ну а на той кафедре, где работал с документами, осталась тройка свечей. И там же лежало несколько перьев. И чернильница. И стопка бумаги… При одной лишь мысли обо всё этом я подался вперёд, но тут же отпрянул. А если заметит?! «Тогда наверняка будут проблемы», – продумалось мне, так что лучше не валять дурака и просто попросить. Либо же найди в другом месте. Ну или… или не терять попусту время, пока старик отвернулся!

Я закрыл глаза. Припомнил, что за последние дни моё крайнее любопытство в купе с неумением вовремя остановиться неизменно выходило мне боком. Так что, пожалуй, это наилучший момент, чтобы начать делать выводы. М-да… Была не была! Я шагнул вперёд.

Сам до конца не понял, зачем это сделал, но раз уже сделано… от архивариуса меня отделяло всего-то дюжина шагов, но тот был занят, да и на меня не смотрел. Быстро и как можно тише я подступил к кафедре, стянул пучок перьев и чернильницу. С бумагой оказалось сложнее всего – она шелестела. Пришлось брать её аккуратно, терять время. Ну и свеча; я схватил самый маленький огарочек, задул его и, кое-как умещая всё это в руках, скользнул к выходу. Чутка оступился о порожек, порвал одну из простыней, но и только-то. Почтенный Митрхрас услышал мои копошения, отвлёкся от своих дел, вопросил что-то, но было уже поздно. К этому моменту меня там и след простыл.

Я вовсю торопился к себе, позабыв о всякой скрытности и осторожности, и едва не давясь со смеху оттого, что всё так легко получилось. Маленькая, но, как ни крути, победа.

Возвратившись в келью, я запер дверь на щеколду, огнивом запалил огарок свечи и с нетерпением взялся за написания письма. Двух писем. Первое – для отца Славинсона, в котором я начал с извинения. Извинения за то, что так странно вёл себя в последние дни; за то, что оставил его одного; за то, что тянул с ответом. Наконец, следовало извиниться ещё и за то, что я решил не возвращаться – не в ближайшее время, по крайней мере. Отцу Славинсону я написал, что собираюсь отправиться на запад, туда, откуда встаёт солнце, и где расположился славный город Валлерпорт. Там проживал и нёс стражническую службу брат моего отца. Мой единокровный дядя. И в тот миг, когда я решил оставить Гринлаго и перебраться к нему, у меня словно камень с души скатился. Это было хорошим решением. Верным. К тому же доводилось мне слышать, есть в Валерпорте одна интересная гильдия: гильдия Гончих. Если деньги водятся, любую работу для тебя сделают. Так что я решил, как заработаю, отправлюсь к ним – быть может, возьмутся за поиски моих домочадцев?