Николай Могилевич - Понтификум. Пепел и грех

– Не угадала, милосердная дева, – Зорис вытер сопли грязным рукавом. – Как же он уведёт меня к святым, что непогрешимы были при жизни, если я с грехом уже уродился? Вон он, на спине моей, – он поднял кустистые брови и ударил кулаком по стойке. – И какие бы усилия я ни прикладывал, как бы истово не возносил молитвы, грех мой не уходит от меня, а значит, жизнь моя будет кончена, если придёт плоть от плоти Скорбящего! – голова карлика упала на стойку, и он забился в истерике.

– Ах, добрый Зорис. Праведность заключается не в том, чтобы платить богу молитвами и делами праведными, будто ведисами золотыми. Хоть Скорбящий и лишён зрения, но слышит он каждого молящегося. Слух его необъятен и способен уловить всякую ноту. Даже в недрах Умбриума. И что же слышит наш бог, когда ты обращаешься к нему? «Скорбящий, этими словами хочу купить у тебя дозволение избавиться от этого страшного горба. День и ночь я возношу молитвы, испрашивая у тебя цену очищения», – голос Аристеи похолодел, сделался твёрдым, как гранитные плиты, за которыми восседали мертвецы. – Праведник отдаёт себя в услужение Скорбящему не задумываясь, он не тешит себя надеждой выкупить прощение или чудесное исцеление. Он знает, что тело его сотворено для служения, каким бы оно не было. В том сне к тебе приходила владычица греха, и ты послушался её, осквернив тела святых, выкопав их из освящённой земли. Быть может, в них уже сидят грехи и ждут своего часа, Зорис? Ждут, когда сюда явится сын Скорбящего, чтобы расправиться с ним.

Валеад удивлённо посмотрел на ученицу. Зная её отвращение к догматам Скорбящего, он недоумевал, с чего вдруг девушка решила пуститься в нравоучения. И только нездоровый блеск в глазах Аристеи подсказал круциарию, что она хочет заставить хозяина понять, как низко он пал.

– Я… Я…, – всхлипывал карлик, хватаясь за голову.

– Рассвет завтрашнего дня будет для тебя началом новой жизни, Зорис. Ночью к тебе придут святые, чьи останки ты рассадил за этими столами, выдернув из блаженного сонма. Буду они говорить с тобой о жизни твоей. Осознаешь ли ты, что натворил, или оставишь всё как есть? Ночь даст ответ на этот вопрос, – Аристея погладила тщедушного Зориса по жидким волосам и двинулась к незнакомцу. Карлик продолжал стенать и рыдать. Покачав головой, Валеад нагнал ученицу.

– За что ты с ним так? – вполголоса спросил он Аристею.

– За гордыню, – просто ответила девушка.

– Прошу, не говори ничего при Соркасе. Просто слушай и наблюдай за ним, – Валеад развернул ученицу и посмотрел ей в глаза. Она не отвела взгляда.

– Поняла, доминус. Встревать не буду.

Когда они приблизились к незнакомцу, тот и ухом не повёл. Лишь пригубил эля и легонько постучал ладонью по холодной плите, приглашая присесть рядом.

– Могу я угостить святого человека скромным ужином? – Валеад сел напротив паломника и сцепил пальцы в замок. Зорис продолжал стенать, раздражая даже мертвецов. Похоже, он не собирался стряпать. Мужчина усмехнулся и протянул руку, усеянную медными кольцами.

– Уж не думал, не гадал, что буду разговаривать с Валеадом Клеймящим, – донёсся из-под капюшона хриплый голос. – Сколько вёсен минуло с той встречи в Левантии? Около семи, точно. Спасибо, Скорбящий, – незнакомец кивнул в пустоту.

– Я был другим, Соркас. Знак эклессии наверняка не доставляет тебе неудобств. Небось, хвастаешься перед распутницами тем, что смог сбежать от силентиара. Или рассказываешь святым сёстрам о том, что сам клеймил себя, дабы предстать перед очами Мортоса, – Валеад нахмурился, но руку пожал. Аристея нервно поглаживала золотистые пряди. Ей не нравился этот человек.

«Если бы он не знал доминуса, он мог бы его предать, но если он знаком с ним лично и не с лучшей стороны, предаст охотнее» – мрачные мысли коварно закрадывались в разум. Она оглядывалась по сторонам, ожидая засады, но чернильные тени не хотели раскрывать своих секретов.

– Да уж, тогда второй глаз был ещё при тебе, и высматривал ты нечестивцев хорошенько. Но вот Минария Обращённая говорит мне, что встреча у нас назначена не для того, чтобы вспоминать старые деньки, – Соркас вновь кивнул чему-то незримому и откинул капюшон: исполосованное шрамами лицо никак не походило на лик доброго паломника.

– Сдаётся мне, в братство Праведных Страданий допускают только самых красивых, – Валеад усмехнулся. Соркас же сплюнул в кружку и прошипел:

– Да уж не просто так братство силентиаров получило своё название, дорогой Валеад. В мире вообще просто так мало что случается. Даже своё прозвище ты заработал не просто так. Левантийская чернь поминает тебя словом до сих пор. Жаль, что не добрым, – хохотнул Соркас. Валеад же на мгновение отвёл взгляд, будто слова информатора устыдили его. – Впрочем, я в этой вонючей дыре не за тем, чтобы измываться над тобой, хотя, признаюсь, сделал бы это с удовольствием.

– Несомненно, Святоша.

– Но дела первее развлекаловок. Повезло тебе, Валеад, что Тос Винум, когда живёхонек ещё был, отсыпал мне достаточно ведисов, чтобы я помогал ему, а теперь, получается, и тебе. Пташка, что у тебя под бочком, попала в переплёт и лучше бы ей на юга лететь, – Соркас повернулся к Аристее и мерзко улыбнулся, обнажая почерневшие зубы. Девушка лишь опустила глаза. – Не первую весну я слежу за эклессиарами, но, чтобы за какой-то девчонкой отправляли Безупречного – такое на моей памяти в первый раз. Ты что натворила, кроха? – девушка молчала. Соркас закатил глаза и обратился к Валеаду:

– Так что, да простят меня собравшиеся здесь святые, ни хера я не соврал карлику, когда говорил, что сюда явится сын Скорбящего. Безупречному не нужен отдых, сон или еда. Он будет идти за вами до самого конца. На твоём месте я бы бросил девчонку. Пускай справляется сама.

Аристея с надеждой посмотрела на учителя. Тот кивнул.

– Я достаточно предательств повидал в Левантии, Святоша. А уж сколько раз меня предавали, я и не вспомню, – вздохнул Валеад. – Девочку я не брошу.

– Ох, слышал я как эта девочка по бедняге карлику прошлась. Молитвы – это денежка. Славно она у тебя щебечет. Да только ты, Клеймящий, то же самое сделать пытаешься, только мертвецов из земли не выкапываешь, и горба у тебя нет, – Соркас легонько постучал по кружке и снова сплюнул. – Тут ещё одно: Безупречный не единственная ваша проблема. Есть тут одни ребята… – Соркас не успел договорить. Раздался свист, и в глаз Святоши вонзился арбалетный болт.

Казалось, падающему снегу не будет конца. Для него не существовало преград, он мог похоронить под собой лагерь святых легионов Понтификума. Судя по бурану, который не хотел стихать, снег намеревался исполнить задуманное. Ветер разносил утробные завывания еретиков, возносивших хвалебные песни Барфросту, Господину Чёрной Стужи. Те, кому не повезло нести дозор этой ночью, жались к лагерным кострам в надежде согреться и передавали меха с горячим вином.