Николай Могилевич - Понтификум. Пепел и грех

Сейчас приор Децимиус надеялся, что госпожа потехи ради не лишит его образа. Тогда Лику уже ничего не поможет.

– Ваше святейшество, мы ожидали вас несколько позже, – круциарий едва заметно зашевелил губами, и в разум Лика будто проникла змея. Нечто не уловимое ни мыслью, ни чувствами, растекалось и заполняло собой всё его сознание.

– К тому же я не ощущаю в вас благодетели, которой всех нас наделил Скорбящий. Всё в порядке, ваше святейшество? – круциарий посерьезнел, колокольчики зазвенели тревожнее. «Проклятье, Грациан хорошо натренировал своих псов. Нужно придумать отговорку» – Лик потянулся мыслью к памяти приора. Перед глазами возникла бадья. В багровой, пахнущей смертью воде лежало тело маленькой девочки. Где-то далеко раздался голос:

– Прошу, приор, избавьте меня от греха, даруйте мне благодетель.

Видение оборвалось, а Лик упал на колени, задыхаясь. Круциарий ещё больше насторожился, а воины схватились за мечи.

– Что происходит, ваше святейшество? Позвать лекаря?

– Сын мой, – слабым голосом произнёс Лик. – Вашему господину, лорду Тиралю, да благословит его Скорбящий, надобна исповедь. Не дано вам видеть то, что у грешника на душе даже с помощью святой мизерикордии, а я… – мнимый приор закашлялся. – Я же вижу грех и принимаю его в себя, дабы уничтожить. Благодетель не безгранична, сын мой. Грех может быть силён и надобно бросить все силы на его истребление. Но она вернётся… Вернётся, не беспокойся обо мне. Дитя ведь уже готовится к омовению? – слова давались тяжело, горло жгло огнём, а в голове Лик услышал ехидный смешок. Круциарий размышлял. Враждебность на лице уступила место участливости, а звон прекратился.

– Прошу простить мою подозрительность, – сказал молодой человек. К Лику вновь вернулась ясность рассудка, и он смог разглядеть его: высокий юноша с едва заметным пушком над губами. На вид ему едва минуло шестнадцать вёсен. Убийца постарался скрыть удивление. Хоть он и часто водился с круциариями, ни разу ему не доводилось видеть столь юного, тем более в личной охране лорда Гербов. Молодой человек протянул ему руку.

– Не стоит, сын мой. Я заметил, что среди людей этой ночью царит особенное оживление. Ожидаете нападения еретиков, да обрушит на них Скорбящий беды и несчастья неисчислимые? – Лик принял руку и отряхнулся от налипшего снега. Круциарий подал знак, и стража отступила.

– Всё хуже, ваше святейшество. Думается мне, кто-то среди святого воинства задумал чёрное дело, – юноша нахмурился. – Кто-то хочет лишить жизни лорда Тираля.

– Святотатцы, да низвергнет их в Ледяную Бездну Скорбящий, – в притворном испуге прошептал Лик и сотворил двуперстие. – Как твоё имя, сын мой? Мы ведь раньше не встречались.

– Верно, ваше святейшество, меня отсылали на восток. Ферус Тираль, – юноша кивнул.

– Молюсь Скорбящему, чтобы злодеяние не свершилось. Пусть снег и ветер не станут преградой глазам твоим, юный Ферус. А теперь прошу меня простить, отец твой нуждается в исповеди, – Лик поклонился, и собрался было пройти к пологу шатра, как Ферус произнёс:

– Ваше святейшество, у отца сейчас гость. Быть может, обождёте его? Ваши мудрые слова придадут нам сил.

– Боюсь, юный Ферус, эта ночь не для мудрых слов. Слуги Скорбящего не лучшая подмога святым воинам в дозорных вопросах, – покачал головой Лик и тяжело вздохнул. – Досточтимый лорд Тираль ведь приказал мне явиться к нему незамедлительно, а приказа я ослушаться не могу, – он развёл руками. – К тому же тайна их разговора, если, конечно, за пологом есть место тайне, останется таковой. Исповедник не разглашает сказанного грешником.

– В таком случае оставляю ваше святейшество на милость отца, – юноша отошёл в сторону и дал знак страже пропустить Лика.

«Ох, исповедую я твоего папеньку, не узнаешь потом старика» – подумал убийца и откинул полог. Шатёр Тираля превосходил походное жилище Эшераля в несколько раз. Пахло благовониями и высушенными травами. Лорд выпячивал богатство напоказ: вышитые золотыми нитями гобелены и ковры, стойки с оружием, инкрустированным драгоценными камнями, напольные канделябры из баснословно дорогого Пепельного дерева, а в углу стояла бадья из видения убийцы.

Лик хотел было присвистнуть: нечасто он встречал такое великолепие, особенно на задворках Понтификума, но, увидев лорда Тираля и его гостя, сдержался. Мужчины сидели за столом, ножки которого были вырезаны в виде орлиных когтей и беседовали. Тираля убийца узнал сразу. Такого борова трудно было забыть, а вот гостя Лик не видел ни разу, но богатые одежды выдавали в нём лорда. Вот только герба нигде не было видно. Лицо незнакомца скрывала маска из чёрного бархата, какие аристократы надевают на балы. В голове Лика вновь раздался голос Алой Девы:

– Ах, Вариэль, не думала, что увижу ещё одного приближённого твоими глазами. Поболтай с Аракиэлем и этим никчёмным лордом, но не вздумай убивать Тираля! – повысила голос госпожа. – Аракиэль служит мне верно и всегда насыщает меня людским горем. Исповедуй развратника Тираля и уходи. Приказы Эшераля – ничто, по сравнению с моей волей. Помни об этом… – голос утих.

«Не думал, что остался ещё кто-то, кому удалось избежать костра эклессии. Славно» – убийца мысленно улыбнулся.

– Ваше святейшество, какой приятный сюрприз! – глубокий голос Тираля вывел Лика из транса. – Мы с мастером Соловьём уже заканчиваем, однако, – он указал на стул рядом с собой. – Мне необходимо твоё мнение, Децимиус, касательно моральной стороны одного вопроса, – толстые губы Тираля разъехались в ехидной ухмылке. Лик сел рядом и перевёл взгляд на незнакомца. Холодные синие глаза под маской изучали его.

– Конечно, мой лорд, ведь кто, как не человек веры способен взвесить грех и благость на весах Скорбящего, – кивнул Лик и прижал ладонь к священному символу.

«Самодовольная свинья. Кичишься своим положением патриарха Герба, и даже не надел пояс с колокольчиками. Что ж, тем лучше» – подумал мнимый приор.

– Прошу простить мастера Соловья. Несмотря на своё имя, он весьма немногословен, – махнул рукой Тираль.

– Благие слова меняют человеческий лик, – тихо проговорил человек в маске, делая акцент на последнем слове. Он будто знал, кто на самом деле скрывается под личиной приора.

«Что, госпожа, нравится играть со мной?» – унёсся в глубины разума вопрос. Ответа Лик не дождался. Всё, что он услышал – эхо далёкого девичьего смешка. Соловей между тем продолжил:

– Обрисуйте доброму приору ситуацию. Быть может, план наш переменится, – он постучал рукой, облачённой в белую перчатку, по тонкому листу вскрытого письма. Сломанная печать с косой под колоколом выдавала отправителя. Тираль вздохнул, почесал двойной подбородок и неохотно произнёс: