Анастасия Маслова - Midian

Он выбрал на старом телевизоре такой канал, который не был настроен, а рябь создавала монотонный шуршащий шум. Кристиан поставил на него привезённые часы с застывшими стрелками. Затем принялся распаковывать холсты один за другим. И ему подумалось: «Наверняка, Ян Грегер вне себя от счастья от вчерашней покупки… Конечно. Быть рядом с такой женщиной, пусть даже и нарисованной, – блаженство! Даже ужасающее».

Под шум рябящего экрана, за сотни километров от Мидиана, в своём одиноком доме Ян Грегер, не отводя от портрета Королевы опустошённого взгляда, встал на стул и спокойно надел на шею петлю, крепко привязанную к люстре. Одно мгновение – позвонки его резко хрустнули. Напутствие Кристиана, что Ян приобретёт у него такую картину, что с ума сойдёт от восторга, сбылось. В своей предсмертной записке Ян лишь написал: «Эсфирь зовёт меня к себе».

Так в небытие канул последний потомок Энгельса Грегера, а вместе с ним – и целый род.

Доброе утро, о, просветитель, спаситель душ! Доброе утро, дорогой Андерс!

В белом халате, на вороте которого искристо-жёлтыми нитями изящно вышиты его инициалы, он стоял в ванной у фарфоровой раковины, умываясь. Он не спешил, ведь до собрания было времени достаточно, чтоб не только подготовиться, но ещё и уделить внимание Синдри Велиару. Наследник Артура желал приобрести у Вуна нечто важное, способное решить его проблемы…

– Ботокс. Определённо, снова нужно сделать ботокс, – внимательно разглядывая себя в зеркале, произнёс Андерс. Ему было около тридцати пяти, но лицо его было юношественно гладким, хоть волосы и имели раннюю седину. В его ужимках смешалась желчь и сахар.

Он направился из ванной комнаты, как услышал резкий и пробирающий до костей хруст. Он обернулся, озадаченный и несколько напуганный. На зеркале образовалась паутина из мелких трещин. Андерс нахмурил брови, вышел и сел на кровать, желая набрать прислуге, чтоб она разобралась. Но скрежет возник снова, будучи более стремительным. Вун импульсивно сорвался в ванную к злосчастному зеркалу, но вместо своего отражения увидел там Королеву в смолянисто-чёрной бездне. Огромные глаза неподвижно полыхали, и темень вокруг, казалось, тоже испускала зной. Её рука с багровым перстнем припала к потусторонней поверхности. Андерс, повторил её жест, сопровождая свой мелкой дрожью. Их руки соединились друг с другом. И в его сознании вихрем возникла картина, как кто-то надевает петлю на шею. Шипящий монитор. Предсмертная судорога. Корка безжизненного глазного яблока. Синяя муха, присевшая на уголок широко открытого, точно в немом вопле, рта.

Эти образы проявлялись до чудовищного ярко и выпукло. Андерс отшатнулся назад, больше не в силах выносить увиденное. И тогда от её руки возник раскол – длинная полоса, напоминающая очертаниями блеснувшую молнию, которая тут же разошлась по всей поверхности глади. И зеркало градом мелких осколков обрушилась. Вун успел закрыть лицо, чтоб не пораниться.

Он, ошеломлённый, бросил растерянный взгляд на пол, где холодно поблескивал остроконечный хаос: миллиарды космических светил с рёвом рухнули на землю, больше не подчиняясь гармонии и строю. Андерс прекрасно понимал, что сейчас не смеет медлить и секунды. И он направился к ней.

…Многие опасливо сторонились замка на горе. Говорили, земля вокруг была вытоптана ведьмами, проводившими здесь шабаши, отчего она стала пустой и бесплодной. Также рассказывали, как всякого незваного гостя потом не могли отыскать: он пропадал без следа. Замок, огромный и седой, с колоннадами и башнями, отражал былое величие и настоящую леденящую неприступность. У Вуна имелись ключи от ворот, за которыми – мрак и жуть. Но они не касались его. В одной из башен и находилась усыпальница Королевы – круглая зала, где в центре на мраморной плите блистал прозрачный гроб. Андерс иногда приходил к ней, так жаждущий её пробуждения.

И вот время пришло.

Он вбежал туда и обнаружил, что гроб пустует. Но поодаль в пол-оборота стояло его божество. Она отметила прибытие Андерса медленным взглядом. Тот оцепенел. Её стать и изящная стройность, горделивая голова, тяжёлые гладкие локоны в высокой причёске, голубоватое, студёное молоко кожи, аристократически изящные черты лица – так выглядят «чудовища». Она спросила с прохладным безразличием:

– И как долго продолжался мой сон на этот раз?

Даже в тембре её голоса хотелось блаженно утонуть и забыться.

– Двести лет, моя госпожа. Мир изменился, – ответил Андерс, боясь ещё хоть на шаг приблизиться к ней.

– Увы! Он не может измениться, – заключила Королева с усмешкой.

– Сейчас вместо гильотины и топора есть такие как я. Мы используем знания и информацию, – Вун пытался держаться перед ней, сохраняя лицо преданного и обетованного приспешника, но ему казалось, что его изнемогающая душа вот-вот вырвется из тела.

– Многих ли ты обезглавил?

– Их легионы. Я уже готов передать их Вам!

И он неровно приблизился к ней, бесстрастной. И упал на колени, зарываясь головой в огненный шёлк её платья. Возможно, он плакал. Возможно, смеялся. Она посмотрела на него сверху вниз и резко одернула подол, произнеся с неизменной интонацией:

– Приведи мой легион сюда, как только стемнеет. Всё, что здесь свершится, останется в этих стенах. Я не желаю раскрывать своё истинное лицо.

– В этом мы с Вами похожи! Моё светило! Эсфирь! – воскликнул Вун восхищенно, поднимаясь на ноги. Эсфирь с тонкой издёвкой подметила:

– Пёс всегда перенимает черты своего хозяина.

– Скорее, я создан по образу и подобию своего бога – Вас, моя Королева.

– Нет. Ты – паж. Презренный. Жалкий, как твои предки. Вы однообразны, неприметны. Внутри у вас уже нечего убивать. И не смей меня касаться без моего разрешения!

Она прошлась из залы в коридор. Андерс следовал за ней и внимал дальнейшим её словам. Он не видел выражения её лица, но по тону её голоса чуялся кровожадный азарт. Эсфирь говорила:

– …А что может быть для меня приятнее, чем сначала вносить смуту, потом ставить перед собой на колени, и, в конце концов, завладевать? Ты не поймёшь, Вун, как хочется разрывать клыками алую, пульсирующую в агонии плоть. Но вместо этого мне приходится поглощать падаль…

– Я ожидал Вашего пришествия, но, признаться, не так скоро… Мне предстоит сделать массу приготовлений… Вот же чёрт! Госпожа, что случилось с последним потомком Грегера?

– Вы не смогли его разыскать, но разыскала я, взяв всё в свои руки. Меня талантливо и изящно воплотили на полотне. Да пусть хранят небесные силы того художника! Сама же картина была выкуплена нерадивым и неблагодарным потомком. А дальше мне не стоило труда развратить очередную ничтожную душу…