Борис Ковальков - Прогулки по Каэнглум. Роман-сказка

Перед Галкой встал не молодой крупный человек. В «грифоньей» форме – парусиновые сапоги, серые брюки и тужурка, по груди шитые серые грифоны, белый свитер. Мягкая фуражка – два грифона же и якорь в крабе. Длинное не узкое лицо, раздвоенная седая адмиральская борода от шеи. Много видевшие, но не усталые глаза . Пенсне, которое не сдували и двенадцать балов, потевшее даже в «конских широтах». Это был моряк каэнглумского флота, хранитель парусов на «Фидуцее».

– Тонем?

– Да, – честно призналась Галка. – А я вас знаю, вы – Вассиан.

– Я же знаю тебя, Галочка.

Вассиан подхватил кресло и Галку (он был очень сильный).

Галка закрыла глаза, ей вспомнился другой человек, ночь, единорог…

– Вы слышите, в деревьях среди ветвей и листьев? Или я перекаталась?

– Все в порядке, Галочка. Известный сад. Слышать не запрещается, но вслушиваться не стоит… И всматриваться не полезно.

– Как заглядывать под чужое одеяло, когда там читают с фонариком?

Что было позволено услышать Галке в Сонном саду.

Среди ночи Стивен проснулся и чуткая Хеле проснулась. Во сне она обняла его и взлетела. Они висели над кроватью. Тонкое покрывало спадало вниз. «Что случилось?» – спросила Хеле.

– Хочу поговорить с тобой о страхе…

– Немного перехватила твоего сна. Ты говорил о бескрайнем поле.

– Метался по полю, искал овраг; деревья росли с его дна и их верхушки выглядели, как перелесок. Ты подхватила меня, когда я его «нашел».

– Ты бы костей не собрал, в том месте берег очень крут.

– Казалось, что туры и паворимаг, о них узнал потом, загоняют меня.

– Они тебя закрыли от погони. Но надо быть осторожным, туры они – туры, дальше своих рогов думают не всегда, а паворимаги дальше своих игл. Они герои мгновения. – Хеле обняв одной рукой Стивена, другой расчесывала его волосы тонкими пальцами, как гребнем.

Стивен шептал: «Страх переливался замкнутой многоцветной лентой. Меня согнали с гор и погнали по полю, я ошалел и бежал. Боль дыхания погасила страх, я устал и пришли странные мысли, что преследователи так же беззащитны в чистом поле, как и я. И стал смеяться, и стрелять по ним, тем более они были чуть ниже по склону холма. Опять проснулся страх – не мог сообразить, где же овраг? Заметался и попал под копыта туров. Раздвоенные копыта, острые на концах, как рога, рога же витые, спиралью исчезающие в небе, влажные бездонные ноздри, жаркое дыхание из пасти, между копытами существо с свиными глазками в окружении пестрых игл. Все завертелось и смешалось в один образ. Пыль. Откуда пыль? Ведь кругом трава! Потом падение и взлет. Ты. Во сне вспомнил и испугался поклонников Олги. Наяву воображение седлают, во сне „переписывают сценарий“, но я не мог. Это был ужас дурной ненависти исходящий, как сквозняк из под двери. Я был конечной точкой, областью низкого давления…»

Хеле засмеялась, ее пальцы пробрались сквозь волосы и закрыли ему глаза: «У тебя в душе огромная щель, прямо в сердце. Ты перепутал, это парадоксы душевного давления – от низкого к высокому».

– Да? Во сне они были холодней, чем снеговики Сольво! Если бы они играли музыку, то их музыка была бы не той, как если бы ледяные фигуры Сольво действительно сыграли…

– …Кто живет, будто не живет, очень жив, – продолжил Стивен.

– И не боится умереть, – чуть слышно дохнула Хеле.

– Да. Любить жизнь, любить жить, что не одно и тоже, не значит бояться смерти и ненавидеть ее. Эти же, как они признавались во сне, так бояться умереть и так хотят быть неуязвимыми, что…

– Становятся мертвецами. Откуда знаю? Перехватила твоего сна. Теряют образ. Ненавидят смерть так, что поклоняются ей.

– И отвращаются жизни. Но глотают ее, через силу не терпя за то, что она дается им даром. Злой Крон ненавидит своих детей, но поедает их. Злится, сам не хочет быть чьим-то. Наше же время знает чье оно.

Хеле обняв Стивена обеим руками, несколько раз перевернулась, обвившись покрывалом и освободила руки. Хеле смеялась:

– Парко любит джин и ненавидит его больше всего на свете!

– Ты заметила верно. Но Парко любит и Шайтрукса не только потому, что у него самый лучший джин в Каэнглум и не черствеющие пироги. Злятся, когда хотят быть детьми без родителей. Как головастик ляги, который желает остаться головастиком.

– Не хочу быть лягушкой, хочу быть великим головастиком!

Стивен подумал, что тихий смех Хеле похож на звуки лунного света.

– Помнишь, на приеме у Эйно многие, а новоприезжие дамы – все, были в вечерних платьях… Я была с тобой и в своем обычном…

– …Которое вновь приезжие приняли за маскарадное…

– …Вечерние туалеты дам казались маскарадными и очень красивыми.

Стивен успокоился. Они обнялись крепче и медленно опустились, освобождаясь от покрывала…

…Наутро, когда Галка уже тонула в луже, Хеле отлетела сонного Стивена в ванную, поставила под душ, а сама захозяйничала на кухне.

Сорока влетела в окно, гоняясь за Хеле, налету трещала новостями:

– Дождь. Утонула, захлебнулась, вынырнула у Сольво. Он говорит, что выныривают вверх, ты же вынырнула вниз. Длинный Сольво. Добрый, как и… длинный. Длинный добрый Сольво. Согрел, высушил, угостил куском Деметрова пирога. Ина рано испекла. Потом прошел Коста, отломил кусочек баницы. Когда он идет с баницей, то идет в магистрат мимо Сольво. Не знаю, куда ходит без баницы. И вот я здесь! На крыльях истомленных, принося радость, – я нашла вам Галку, встречайте!

– Кого?

Сорока вылетела из кухни и мягко упала перед дверью ванной комнаты:

– Галку. Мокрую. Пыл слёта отрадного, это не угасит. Кстати, не твое?

Сорока положила у порога сломанную золотую дужку от очков.

Стивен высунулся из-за двери: «Нет, не мое. Это дамское, у меня роговая оправа. Подарок тура в память о перемирии».

– Ничего. Кто-то дождется и своего счастья. Лечу завернуть к твоей бабушке, Хеле. Что передать? Поправь мне кольцо.

– Не многовато ли надела?

– Самый раз, последнее с морионом – подарок Овит. К моим глазам.

– Передай, все живы и здоровы, и мы ждем Галку.

Сорока вылетела. Сунулась опять: «Мокрая Галка у порога, ранняя птица! Жгите дрова восторга!» Кому-то протрещала и исчезла за крышами.

– Стивен, если сможешь, не уходи никуда, – попросила Хеле.

– Я ненадолго, встречу Крата и Виерда, их терзает профессор в подвалах Ветус Туррис, заберу Дори из под моста и вернусь. Кстати, профессор отобрал мой револьвер, использует в виде прибора, какого – загадка.

– Любопытно. Пригласи всех. Напеку пирогов, сяду вязать. Галке не будет скучно. Наколи дров в запас на кухню, и не таскай из каминных.

– Дровяная дисцепция. Утром ты так же удивительна, как и в снах.

– Не придумывай, – Хеле стала ещё красивее, – а что это? Недоснилось?