Eвгения Монастырская - Ургол

Сняла со стены небольшой узкий кинжал, на серебряной цепочке – подарок дяди.

Медленно обошла свой замок, проводя рукой по холодным, местами поросшим мхом стенам. Поднялась по винтовой лесенке на башенку, где жило семейство сов. Пол покрывал толстый слой подсохшего птичьего помета и по углам громоздились скелетики мелких зверьков – добыча ночных охотников. Подняла блестящее коричневое перышко в белых прожилках, залюбовалась, улыбнулась, положила в карман – на память. Навестив погреб, с грустью окинула взглядом огромные бочки с вином многолетней выдержки. Это вино так любил ее отец.

Наконец поднялась в библиотеку. Стеллажи с книгами до самого потолка занимали три стены небольшой комнаты. Тяжело прощаться с молчаливыми друзьями в истертых кожаных переплетах. Сколько вечеров она проводила в их обществе, уносясь в волшебный мир книг. Кончиками пальцев она ласкала пыльные переплеты, перешептывалась с ними, бормотала слова благодарности, прикасалась лбом, пытаясь впитать, запомнить, унести с собой сокровенное знание.

Что будет с ее замком? Поселятся здесь зеленолицые? Вернется ли она? Слезы душили ее.

Быстро сбежала в спальню. Скинув длинную тунику, натянула коричневые облегающие брюки и просторную льняную рубаху. Сверху надела свой любимый, шитый золотом зеленый кафтан, а на ноги высокие черные сапоги для верховой езды. На мгновенье застыла перед зеркалом, пару раз провела гребнем по густым рыжим волосам. И показав язык своему отражению, щелкнула каблуком.

Взвалив на плечи баул, вышла на улицу. Было раннее утро. Казалось, воздух застыл, будто умер, – ни малейшего дуновения ветерка, только отвратный запах плесени и гнили.

«Мой мир гниет» – зло подумала Мариголь, направляясь к конюшне. Деревня стояла тихая, не жилая. Неужели все ушли? Вдали заметила Валду, и срывающимся голосом окликнула старуху.

Та подошла, ковыляя, опираясь на палку, тяжело дыша, будто смрад, разлитый в воздухе, душил ее.

– Все уехали?

– Осталось несколько стариков. Некуда нам идти, – Валда моргнула слезящимися глазами.

– Послушай, – Мариголь достала связку ключей, – это от замка. Вы можете жить там. Провизии хватит надолго. Все лучше, чем в ваших хижинах. А я в Ромерунг… к Валентину.

Валда взяла тяжелую связку, поклонилась.

В порыве безотчетной нежности девушка вдруг кинулась к старухе, прижала ее хрупкое тельце к себе, отстранилась, и посмотрела ей в глаза.

– Ничего, авось обойдется… – прошамкала Валда, – не забывай, ургол можно противостоять. Не бойся их. Твой страх делает тебя слабой.

И зашаркала прочь.

Ласточка дрожала, когда Мариголь седлала ее и прикручивала к седлу баул.

И когда лошадь пустилась рысью, а потом перешла на галоп, Мариголь, приподнимаясь в седле, на мгновенье обернулась на свой замок. Казалось, он тает в зеленовато-сизой дымке. Больше она не оглядывалась.

Дорога, окруженная с двух сторон лесом, была почти пустынна. Зарядил мелкий противный дождь. Изредка попадались нагруженные домашним скарбом телеги, с клетками набитыми притихшими, жавшимися друг к другу курами. За некоторым повозками нехотя волочились привязанные коровы и козы. А собаки бежали, низко пригнув голову, вздыбив шерсть и скаля клыки.

Люди приветствовали Мариголь едва заметным кивком. Они ехали молча, опустив глаза в мокрую, размытую землю. Угрюмые, потемневшие лица. Казалось последние следы надежды, были стерты, смыты с их лиц непрекращающимся мелким дождем. Мариголь заметила – скотина и птица были также безмолвны, как люди. Будто всем им выдрали языки. Животные лишь дрожали, испуганно озирались, косились на лес и непрестанно поводили ноздрями, нюхая воздух. У некоторых кур вместо глаз зияли запекшиеся раны – выклеваны. Куры зачем-то медленно широко открывали и закрывали клювы, показывая дрожащие крохотные узкие язычки, будто в безмолвном долгом крике. В одной корзине она заметила горку черных яиц.

Она ощутила, как по спине пополз холодок, с силой пришпорила Ласточку, хотелось скорее миновать вереницу груженых телег.

Проведя в седле целый день, Мариголь выбилась из сил. Она искала место для привала, высматривая уютные лужайки. Дорога до Ромерунга была ей хорошо знакома, но теперь она едва узнавала ее. Лес, в котором она любила бродить, слушая пение птиц, потемнел и затих. И источал, уже не просто запах плесени и сырости, а невыносимое зловоние выгребной ямы. Лужайки, на которых Мариголь привыкла отдыхать и устраивать пикники, теперь больше походили на болота, трава пожухла и полегла, а на поверхности пенились лужицы зеленоватой жижи.

«Зараза, болезнь» – вспомнила Мариголь слова Валды. Действительно, будто менялась сама структура мира, рушились его основы. Мир мутировал, болел.

Мариголь пустила Ласточку шагом, думая, где же заночевать. Сумерки сгущались. И где будут ночевать все эти люди, встреченные в пути? Теперь она уже жалела, что отбилась от них. Проехала несколько деревушек, но все они были темные и пустые. До города предстояла еще ночь и день пути.

Она слегка ослабила подпруги.

– Потерпи, милая, – и огладила лошадь, – придется нам оставаться на дороге.

Ласточка медленно брела, изредка вздрагивая, фыркая и косясь в сторону темнеющего леса. Луна проглядывала сквозь рваные облака, слегка освещая дорогу. Мариголь покачивалась в седле между сном и явью, намотав на запястья поводья. Ей привиделся Валентин, широко улыбающийся, со спадающей на глаза светлой челкой. Она так любила ворошить его соломенную шевелюру. Скоро… совсем скоро они будут вместе… и кончиться этот кошмар.

Мощный толчок сотряс ее тело. Ласточка взбрыкнула, и девушка мгновенно проснувшись, едва удержалась в седле, обхватив шею кобылы. Солнце только начало подниматься над горизонтом. Она продремала в седле всю ночь.

Впереди Мариголь различила несколько пустых повозок. Некоторые были развернуты поперек дороги. Вокруг валялся разбросанный скарб, но ни скота, ни людей не было поблизости. Казалось, здесь происходила борьба, но следов крови видно не было. Понукая лошадь и подъехав ближе, она с содроганием заметила лужицы зеленой зловонной жижи.

Она не хотела думать, что случилось здесь ночью, куда делись люди и животные. Подтянула подпруги, и с силой послала лошадь галопом. Лес начал редеть, сквозь деревья проглядывали поля. Переведя Ласточку на рысь и проехав еще немного, наконец, остановилась, увидев впереди деревянный мостик и небольшую речушку под ним.

Надо было напоить лошадь. Снимая тяжелое седло и попону, Мариголь заметила, как вспотела спина кобылы. Досуха протерла спину пучком травы и с опаской подвела лошадь к реке. Если с водой что-то не так, Ласточка не будет пить. Но та надолго погрузила морду в прозрачную воду, с удовольствием пофыркивала и качала головой.