Ян Кириллов - Границы памяти

– Ещё не поздно всё исправить, – Лиза подалась вперёд. – Я найду Фредди. И убью его. Ты мне в этом поможешь.

Фогель хмыкнул.

– Теперь не сможешь. Он под защитой Культа.

– У меня своё оружие.

– Делай как хочешь. Ты всё равно ничего не добьёшься, – Генрих развёл руками. И остолбенел. Рукав рубашки на два размера больше немного сполз. Только сейчас Генрих обратил внимание на своё запястье.

Стул отлетел в угол. Генрих попытался дотянуться до Лизы через стол, но та заранее схватила нож.

– Тихо! Тихо, Генрих, и ты не пострадаешь.

– Вот она, твоя благодарность?

Оба плавно обошли стол по кругу. Лиза сделала несколько шагов назад. Сложила руки на плечи, запрокинула голову и задержала дыхание. Генрих не успел заметить, как за её спиной, в кухонном полу, образовалась дыра, ведущая в темноту. Лиза упала навзничь.

– Нет!

Генрих метнулся, чтобы ухватить её за руку, но поздно: Лиза исчезла в «кроличьей норе». На месте дыры в пространстве остался только ламинат.

Над землёй спустилась ночь. Сквозь кроны мрачных деревьев сверкала звёздная россыпь. Элизабет Стоунер подняла голову. Пройдясь по лесной траве, она остановилась на открытой поляне и пошарила у себя в кармане. Поглядела на часы Генриха в лунном свете. Мысленно поблагодарила судьбу и свою сообразительность. Как же удачно Генрих ударился рукой о стенку лифта и сломал крепление часов! Как удачно он не заметил, как уронил часы на ковёр! Или же стоило благодарить смекалку Лизы, её способности к управлению Энергией, отвлечению внимания, ловкость рук? Это было сейчас не столь важно. Задерживаться не стоило, тем более, в ночном лесу. Лиза вспомнила нужную комбинацию.

«Четыре деления вправо, семь влево, одно вправо, половину влево».

Несколько минут спустя, над оврагом заклубился мерцающий туман.

Ночь. Аммерт нахмурился и сжал кулаки. Ещё не все его дела были завершены в Лучезарном. Он вышел из скального жилища и подставил лицо под дождь. Бывший Олиу ждал. Громовая машина была очень далеко.

День. Южные земли встречали ясной погодой. Под ногами проносились холмы и глубокие озёра. Ласточка постепенно снижалась. С высоты травяное море казалось единым целым, но теперь острое зрение пилота позволяло Аммерту различить каждую травинку. На горизонте показался Чхимтосэн. Такой маленький на фоне царства молодой природы.

«Попасть в игольное ушко».

Небесный Странник это умел. Не в первый раз он удивлял жителей города трюками в небе. У местных пилотов это стало традицией.

Фред и Мэй встречали Аммерта на том же базаре, что и в прошлый раз. Запах рыбы уже не так беспокоил Фреда, но всё равно оставался неприятен. Хотя, ради встречи с братом по инкарнации, Фред согласен был потерпеть. Чтобы занять себя, он наблюдал, как ведут себя люди. Нужно было понять, какие они – жители другого Мира. В отличие от рынков Сата, здесь никто не торговался. Люди суетились, но это была, скорее, весёлая, чем напряжённая суета. Кто-то боялся не успеть на свежее. Другие, напротив, никуда не торопились, чтобы купить подешевле. Но Фред заметил одну категорию людей, которая вела себя не так, как остальные. Таким был примерно каждый десятый. Они приходили на базар, чтобы пообщаться и ничего не покупали. Иногда эти люди подходили к продавцам, задавали вопросы, но чаще стояли и молчали, глядя на окружающих. Одеты они были во всё тёмное.

– Это бахмы, – предугадал вопрос Мэй. – Вышестоящая страта по отношению к тэнам.

– Тэнам?

– Обычным людям, не обладающим тонкими техниками.

Один из бедняков – мужчина лет пятидесяти – засмотрелся на лавку и случайно налетел на молодого бахма в чёрном. Бахм оттолкнул его, ударил по затылку и обругал.

– Почему они себе такое позволяют? Эй, ты!

– Тише, Третий, – Мэй подёргал Фреда за рукав. – Здесь это в порядке вещей. Бахмы – более высокая страта. С ними не принято спорить.

Ночь. Буревласка положила руку бывшему Олиу на плечо. Тот не двигался больше получаса, стоя под дождём.

– Что случилось?

– Тихо, – он прислушивался к рокоту. Громовая машина приближалась.

День. Базар. Толкотня. Смех и ругань. Аммерт до безумия это любил. Он обожал людей и этот базар, не только потому, что базар находился ближе всего к ангару, но и потому что Аммерт считал его сердцем города. Конечно, шестистенка была стержнем, но это был мёртвый стержень. Парализованный позвоночник. На центральной площади пока не было жизни. А вот базар – совсем другое дело.

– Ри́фа! – поприветствовал он немолодую женщину, торговавшую ягодами, и взял одну ягоду на пробу. – Как твоя нога?

– Ничего, дорогой Аммерт! Не болит. С удачным приземлением! Ласточка в порядке?

– Нуждается в осмотре. Её немного трясёт, когда идёт на посадку. Но в целом, всё хорошо. Удачной торговли тебе, Рифа!

– А там тебя ждёт твой брат.

Аммерт чуть не поперхнулся второй ягодой.

– Он уже…

– Здесь.

– Ну, где он? – Фред, от нетерпения, переминался с ноги на ногу.

Широкая улыбка, по-детски восторженный взгляд и мятый бежевый костюм, какой носили только пилоты, выделяли этого человека из толпы. Человек помахал, поправил лямку рюкзака. Вряд ли кто-то, кроме только что вернувшегося пилота, явился бы на рынок с рюкзаком. Да и костюм был немного запачкан, а волосы потрёпаны у виска.

– Аммерт! – Мэй помахал ему, и человек ответил тем же. Прогулочным бегом, который подошёл бы для парка, но не очень годился для базара, он подбежал к Мэю и Фреду.

– Ну? Что? Этот?! – Аммерт уставился на Инкрима, одетого в чешую. Восхищённого помотал головой.

– А ты сомневаешься? – спросил тот. Протянул руку. – Фред Берроу. Инкрим.

– Да знаю, знаю! – он представился, хотя и не было нужды.

Аммерт был весёлым парнем лет двадцати пяти, но явно застрявшим в районе восемнадцати. Ростом он был выше Фреда на полголовы. Смуглая кожа удачно сочеталась с яркими серыми глазами. Аммерту можно было позавидовать: наверняка, его любили девушки. По крайней мере, такие как он – смелые симпатичные пилоты – всегда пользовались успехом. Глаза Аммерта были широко раскрыты, словно всё, что он видел вокруг, он видел впервые. Или он так радовался, что стоит на земле? А может, умело изображал рубаху-парня?

Фред был немного разочарован. Ещё один важный человек в его жизни и тоже похож на латиноса. Что-то в нём было общее с Марком, но не характером, а лицом. Марк был кареглазым. У этого глаза карандашно-серые. Марк серьёзен и внимателен. У этого будто вечный праздник на душе. Да и это жизнелюбие. Настолько оно искреннее? Таких положительных красавчиков Берроу не любил, и готов был серьёзно проверить нового знакомого.

– Инкрим! Император! Нет, Лилмэи, я не верю. Это не он, – Аммерт явно не знал, что делать со своими чувствами. Он раскинул руки и хлопнул себя по бёдрам. – Ты – это ты?