Ян Кириллов - Границы памяти

– Бетти.

– Вон!

– Бетти, открой.

– Вон, я сказала! Вон! Убирайся!

На лестничную клетку полетели одежда, диски, плеер, ноутбук, гитара, чемодан, сорванные со стены постеры Black Metal групп, пара гантелей и нелепо смотревшаяся в этой куче пижама. Последней вылетела и скатилась по грязной лестнице зубная щётка.

Стоунер тут же заперла железную дверь.

– Я завтра же сменю замки. Так что, не смей приходить! Если увижу тебя на районе, вызову полицию.

– Бет…

– Во-о-он!!!

Берроу пожал плечами и принялся подбирать вещи. Ему было не привыкать – он делал это в третий раз. Второй раз так выгоняла его мачеха Стоунер и один раз девушка, с которой он пробовал жить. Побросав в чемодан всё, что можно было впихнуть, Фредди разбил гитару о перила – яростно, так, чтобы наделать как можно больше шума. Мачеха отреагировала лишь тем, что показала из-за двери известный жест, и снова заперлась на все замки.

В последний раз Фредерик прошёл мимо почтовых ящиков и горшка с экзотическим растением, что, непонятно для кого, украшал подъезд, и вышел за стеклянную дверь. В последний раз пересёк парковку, на которой никогда не будет стоять его несуществующий автомобиль. И в последний раз оглянулся на окна квартиры, где прожил двадцать два года, чтобы показать им тот же привычный жест, которым отвечал на всё. Вытряхнул из складки штанов обломок гитары. С этого момента, Берроу знал точно – он никогда не вернётся. Смерть, или что-то ещё – вот, что будет впереди. Но точно не двухкомнатная квартира в не самом благополучном районе пусть и красивого, но чужого ему холодного города.

Ветер тревожил опавшие листья в парке. Фред приземлился на скамейку и закурил. Будь он философом, он мог бы сравнить себя с листьями – как и он, эти листья оторвались от родных веток, чтобы умереть и стать перегноем под ногами. Они были мертвы и до того, как ветер сорвал их с места. Берроу чувствовал, что был мёртв с самого рождения. Но ему было плевать. И на себя, и на весь мир, и на то, что будет дальше.

Мелькнула мысль: «А что если вернуться?» Нет. Никогда. Такие мысли надо расстреливать в упор. И Фредди, открыв новую пачку, смакуя, затянул ещё одну сигарету.

В Торонто неплохо чувствовали себя бомжи. Государство платило им, чтобы те не грабили население. Можно было стать одним их них – частью никому не нужной массы.

«Не! К чёрту Торонто. Махну в Альберту. Хотя, нет, лучше в Штаты. Там настоящая жизнь».

Это был хороший вариант. Перейти через мост у Ниагарского водопада, и вот ты уже в другой стране. Мысли о новой жизни водопадом унесли Берроу в глубокий сон.

Проснулся он уже в сумерках. Живот болел от голода, спина – от долгого сиденья на твёрдой скамье. Фред пошевелил пальцами руки. Чего-то не хватало. Чемодана!

– Эй! – он заметил бомжа, сидевшего на траве в трёх шагах и бесцеремонно перебиравшего вещи. – Верни, сволочь!

Фредди схватил чемодан и потянул на себя. Бомж не растерялся и решил бороться за добычу. Всё-таки, отобрать вещи Фреду удалось, правда они рассыпались по траве, а у чемодана порвалась ручка и сломался замок. Пришлось собирать весь этот хлам заново.

Ощущение голода перебило другое – более мощное чувство. Одиночества и тоски. И одежда, и парк, и даже собственная кожа, показались Берроу чужими. Тело зудело, хотелось сжаться в маленькую точку или, того хуже, вернуться к мачехе, о чём, конечно, не могло быть и речи. Вдобавок, полил дождь. Каждая капля гвоздём била по щекам. От этого ощущения невольно пришлось открыть глаза, распрощавшись со сладкой тягучей фантазией – той, в которой Фредди с ноги открывал двери баров и казино, пропивал состояние с друзьями и тратил деньги на легальную теперь марихуану. Воображаемая жизнь постепенно растворялась, вымывалась каплями-гвоздями, перебивалась голосами людей, попавших под дождь и звоном соборного колокола, зазывавшего христиан на молитву. Только сейчас Берроу понял, что, каким-то образом, находится на другом конце города – в парке Святого Джеймса.

Фред еле оторвал своё тело от скамьи.

– Где ты Марк? – спросил он то ли вслух, то ли мысленно. – Где. Ты. Марк?! – распростёр руки. – Где ты со своими дурацкими вопросами?

Он обернулся и встал лицом к собору.

Внутри царила безмолвная благодатная атмосфера. В просторном полутёмном зале раздавалось пение органа. Голова кружилась от высоты колонн и сводов, а огромный витраж преображал серость пасмурного неба в разноцветную картину. Фред любил церкви именно за это: тишину и величественность. В церкви забываешь о старых обидах и, самое главное, о себе. Фред не верил в Бога, но для него богом была пустота. И он молился этой пустоте.

Появление здесь Марка было настолько закономерным, что, не объявись, это было бы странно.

– Тебе никогда не было интересно, что будет после смерти?

Берроу даже не оглянулся на соседа.

– Я весь внимание, – ответил он, превозмогая желание просто посидеть молча, слушая орган.

– Ты, наверное, думаешь, что я – ангел смерти или что-то в этом роде. Поверь, ты не первый, кто так считает. Я тоже иногда удивляюсь, что с нами будет, когда мы покинем наш бренный…

– Что за три вопроса? – перебил Фред.

– Не торопись. Теперь так не получится. Ты негативно настроен: я это чувствую.

– Ты знаешь меня?

– Больше, чем ты сам, Фредерик Уолтер Берроу. Знаешь, я всегда задавался вопросом: ангелы… их обычно изображают младенцами, почему?

– Потому что художники Ренессанса были педофилами, – пожал плечами Берроу.

– Думаешь? А может, потому что ангелы, в концепции религии, чисты как младенцы?

– Мне плевать. Никогда не задумывался. Ангелы, демоны… всё это…

– Пустота?

Берроу на миг повернулся, но и в этот раз не был удивлён.

– Ты атеист? – поинтересовался Марк.

– Он самый.

– Тогда почему пришёл в храм?

– Не знаю. Думал, дай зайду, почему бы и нет?

– А ты веришь в реинкарнацию?

– Почему ты спрашиваешь? Слушай, что за тупые вопросы? После смерти мы превращаемся в куски гниющего мяса.

– В детстве ты думал по-другому.

Фредди резко обернулся.

– Кто ты такой? Что ты знаешь о моём детстве?!

– Тише, Фред, здесь люди.

– Почему?!

Марк перебил его, приставив палец к губам и кивнув в сторону органа. Ещё некоторое время оба молчали, слушая музыку.

– Я задам тебе три вопроса, но только если не будешь выстраивать блоков. Очистишь сознание. Доверишься мне.

Берроу немного подумал. Глубоко вдохнул и медленно выдохнул.

– Марк, Марк, – повертел он имя на языке. – Оно ведь не настоящее. Так?

– Верно, – кивнул тот. – Но здесь мне запрещено произносить моё настоящее имя.

– Здесь, в церкви? Ты – Вельзевул? Ваал? Сатана?

– Здесь, в этом Тари. Позже объясню.