Агния Аксаковская - Нам больше нравится ночь

– Тем не менее, – говорил голос Софьи Михайловны, – мы начинаем именно с этих законов, хотя они впрямую не являются законами социальными, то есть созданными людьми. Почему так? Взять вот Закон Исчезновения. О нём мы только упомянем. Наши учёные – самые передовые учёные мира – уже очень много знают о ЗИ. Можно сказать, подобрались к решению, накоплена база данных.

Кира слушала небрежно. Она распрекрасно понимала, что симпатичная барышня врёт. Никакие, увы, передовые учёные ничего не знали о природе исчезновения.

Более того. Так как ни одно государство – самое прогрессивное – не могло отследить процесс, то никаких формальностей не учтено в законах. Потому Закон Исчезновения они на правоведении проходить не будут.

И всё же училка мила до невозможности. Такой у них ещё не заводилось, с хмурым одобрением сказала себе Кира. Голос девушки снова занял её внимание. Софья говорила:

– Когда вы начнёте изучать предмет Покорение природы…

В комнате послышался ропот. Учительница вопросительно остановилась. Кто-то из девочек, законопослушно снизив громкость, чирикнул, как невинная птаха с ветки. Софья Михайловна переспросила. Девочка возбуждённо пояснила уже по-человечьи, не поднимаясь из-за парты:

– Это теперь называется биология.

– Ах, вот как… – Воскликнула молодая девушка, и в глазах у неё запрыгали искорки. – Ясно, ясно.

Таню Беляшову поразило, что Софья Михайловна разрешила ученице говорить с места. Вообще на другом уроке такое было бы невозможно – обратиться к учительнице можно, лишь сначала подняв руку (спокойно «без выпрыгиваний») и дождаться, пока преподаватель, назвав тебя по фамилии, предложит задать вопрос. Она даже оглянулась, чтобы посмотреть обратили на это внимание девочки и что они думают по этому поводу. Большинство обратило, но Софья Михайловна была так естественна, ни разу не зажалась, как говорит руководительница драмкружка, что происшествие тотчас себя исчерпало.

– Ну, что же… Биология. Так вот, девочки, когда вы получше вгрызётесь в… вашу биологию, вы удивитесь, что эти законы вы не изучаете с Тамарой Марковной, а изучаете со мной.

По классу снова пронёсся смутный гул – всем стало очевидно, что изучать что бы то ни было лучше в обществе этой вертлявой толстушки с блестящими глазами.

– Эти законы не установлены людьми, но существуют в человеческом обществе с тех времён, когда история теряется во мраке, как малое устье нашей великой реки в недрах тверди. Они непреложны, как сама жизнь, как чёрное и белое, как ваши коричневые платья и аккуратные косы.

Она внезапно прервала себя и посмотрела прямо на рыжий нимб. Девочки затаили дыхание. Учительница рассмеялась.

– Неудачное сравнение, ибо в этом случае есть явное исключение.

С полсотни огоньков – блестящие разноцветные камешки девичьих глаз – целили в Лильку, которая сидела ровно, как палочка на носу акробата.

– Видите ли, а вот для этого закона не существует исключения. Он действует Всегда и Неизменно.

Голос её посуровел.

– Запомните это. Все иные законы, созданные людьми или даже природой, могут иметь поправки… иногда зачёркивающие их… – тише добавила она, – но эти Два – нет. Они необратимы… вдумайтесь в это слово – оно означает, что повернуть их вспять нельзя… это закон даже не природы, ибо Природа лишь производное от чего-то более могущественного. Это закон самой Жизни.

Как же она переправит записку? Подумала Таня Беляшова и беспокойно поёрзала за партой. Софья Михайловна нахмурилась – сдвинула лесные брови – и строго сказала:

– Что вас беспокоит? Да, да, вас , – подтвердила она, когда Таня изумлённо уставилась на учительницу, а затем завертела головой, пытаясь понять, к кому та обращается.

– Кажется, вы Беляшова? Так что вас так встревожило, что вы постоянно вертитесь, толкаете соседку и у меня большие сомнения, проявляете ли вы то внимание, которого заслуживает тема нашего урока?

Софья Михайловна говорила несердито, но холодно, как и все учителя гимназии, когда хотели приструнить нерадивую ученицу. Но девочки изумились другому. Тане Беляшовой редко приходилось выслушивать замечания. Во-первых, потому, что она очень хорошо училась, во-вторых, её отец был крупным дипломатом, во время войны семь лет назад отправленным в этот город у реки вместе со всем корпусом. Особое отношение к нему основывалось на неких слухах, утверждавших, что согласно высочайшему негласному распоряжению, Константин Беляшов должен был возглавить так называемое запасное правительство в случае трагической сдачи столицы.

Правда ли это и, если правда, то – насколько, никто, даже самые заядлые сплетники, не знал.

Что касается девочки, отданной Беляшовым в эту старую тихую школу, то учительницы могли без неприятного оттенка «особой услуги» оказать малышке повышенное внимание. Девочка была в высшей степени старательна, что называется, вышколена и, в сущности, лояльна. Это иностранное слово употребила на педсовете Анна Станиславовна и, хотя не все поняли, что она имеет в виду, молчаливо согласились с тем, что ребёнок ведёт себя хорошо.

Единственное, что не совсем понравилось классной руководительнице Тани, так это маленькое происшествие, когда Лидия Анатольевна подвела новенькую к первой парте первого от двери ряда и по-матерински проворковала:

– Вот, Татьяна, твоё место. А вот твоя соседка Лиличка, прошу дружить и жаловать.

Таня Беляшова скривила губы. Лидия Анатольевна, чей взгляд за десятилетия изострился, как телескоп и микроскоп разом, метнула его по направлению, в котором уставились телячьи глазки, и увидела, что они устремлены на Лилю. Причём, выражение в детских глазах читалось отнюдь не детское.

– Это очень хорошая девочка, она хорошистка с пятёрками по основным предметам. Посещает познавательные кружки. – Ещё не вполне понимая, в чём дело, продолжила классная дама. – Уверена, что вам будет интересно вместе слушать учителей.

Таня не изменила выражения лица, и нахмурившаяся Лидия Анатольевна, несколько мужеподобная, изрядного роста женщина с мировоззрением, простым и логичным, как пирамида из одинаковых консервных банок в витрине нового большого магазина, ещё раз посмотрела на Лилю. Она постаралась, вернее, заставила себя увидеть «Лиличку» глазами этого ребёнка из далёкой столицы.

Лиля Каменева тогда только оправлялась от затяжной болезни. В сущности, она с трёх месяцев своего существования, как это было известно классной даме, только и занималась тем, что болела. Болезнь имела загадочный характер и началась с несчастного случая. Это сейчас не имеет значения, но факт, что к девяти годам Лиля представляла из себя исключительно истощённое существо, которому можно было с натяжкой дать лет семь, с тусклыми волосами, следами от керосина на тощей шейке – такие следы были в годы войны у большинства детей – и отрешённым малоподвижным взглядом блёклых огромных глаз – факт этот был объективен.