Агния Аксаковская - Нам больше нравится ночь

Но война кончилась. Князь более таких слов не произносил, и за послевоенные годы дом, где подобало обитать светлым силам, разрушенный прямым попаданием, не был отстроен.

Девочки заторопились. Мысли об уроках вытеснили лёгкую враждебность, возникшую между ними – да она и не была серьёзной. Ведь надёжней и добрей Киры Лиля не знала. «А Лилька просто ветрена… виной всему её облик». (Словечка «внешность» Кира не любила. Оно скорее подходило Нюте, которая ведь славная девчонка… немного легковесна, но ведь у неё есть на это право, снова с горечью подумалось Кире. Мы слишком молоды. )

«Какое счастье, что это последний год в школе», – мелькнуло под рыжим нимбом, когда Лиля оглянулась на глупую шляпу. «Даже не подумаю продлить эту скуку ещё хоть на день».

Их давно уже обгоняли другие школьницы. Кто-то хмурился, за сморщившимся от напряжения лбом, наверное, пробегали невнимательно прочитанные строчки учебника, другие, подобно Лиле, с одинаковым удовольствием оглядывали свои туфельки и рощицу акаций в золотой чешуе.

Вдыхая осенний воздух, девочки спешили, ускоряя шаг, к серому массивному зданию с табличкой «Гимназия Софьи Штокфиш». Гимназия, конечно, государственная, а Софья Штокфиш доживает свой век в деревне под городом, но табличка была так солидна и скромна, что, когда двадцать лет тому школу реквизировали в пользу Отечества, ни у кого не поднялась рука на эту полоску металла, такую благородную и простенькую одновременно. К счастью, то же отношение распространилось и на бывшую хозяйку.

В городе говорили, что она вложила в устройство гимназии наследство, полученное от родителей и разделённое на троих детей. Основав гимназию, тихая девушка с круглым лицом предназначила её для девочек из неимущих семей. Напротив, с другой стороны старого сквера находилась гимназия для «богатых девочек». Пару лет назад в ней помещалась контора, где в годы войны выдавали продуктовые карточки, а сейчас закупочный центр, куда привозили сахар, муку и манку, которую заказывали всякие харчевни и постоялые дворы в пригороде. И очень удобно.

В небольшом школьном дворе в подступающих акациях реял приглушённый гул детских голосов. Две старшеклассницы из тех, что привлекли внимание подружек, говорили громче остальных. Кира, проходя рядом, так что повернувшаяся девушка задела локтем её ранец, услышала слово «вечеринка». Девушка мельком скользнула взглядом больших тёмных и радостно бездумных глаз по лицу Киры и тотчас отвернулась, продолжая говорить. Другая, светловолосая, указала подруге взглядом на малышню, и та слегка понизила голос.

У крыльца она вновь услышала за собой раздражающий полушёпот. Лиля, уже стоявшая на верхней ступеньке, проводила девиц спокойным взглядом.

В торжественно мрачном вестибюле, напоминающем холл старинного замка, мягко поблёскивали слабым экономическим светом большие бра, посаженные на стены низко, как ночные бабочки. Вдоль стен вытянулись длинные скамейки, где сейчас сидело около полусотни девочек из средних классов и торопливо меняли обувь – стаскивали ботики и полусапожки, открывая взгляду маленькие ноги в нитяных чулках и вдевали ступни в лёгкие туфельки, извлечённые из ранцев.

Разворачивая мешочек с нашитой буквой «Л», Лиля зорко оглядывала вестибюль. Кира, тяжело бухнувшись рядом, с солдатской сноровкой вытряхнула из газетного свёртка потёртые на носках брезентовые туфлишки со смешными картузиками, прикрывавшими складки на чулках спереди.

Она, не отрываясь, смотрела на огромную сову из раскрашенного гипса, сидевшую на больших часах. Часы с распростёртыми совиными крыльями помещались над аркой в коридор начальной школы. Там уже царила тишина – малыши приходят раньше и их сразу рассаживают по классам.

Стрелка колебалась возле первого деления. Кира дождалась того, что хотела и, как всегда, что-то неприятно шевельнулось возле сердца, когда стрелка сразу перепрыгнула на второе деление, миновала целых пять минут, словно их и не было. Но ведь они были – они текли себе из секунды в секунду.

Такова особенность этих старомодных часов. Пожалуй, в этом что-то есть. Во всяком случае, они поторапливают таких копуш, как Нюта. Та пыхтела на уголке скамейки, запустив обе руки в ранец. Наконец, она вытащила пакет из сказочной прозрачной ткани. Пластиковые сумки были ещё в новинку, и только у Нюты на всей длинной скамейке возникла в руках эта диковина. Она медленно вытянула из сумки пару премиленьких башмаков с небольшими каблучками. Башмачки были приятного цвета и, как две капли напоминали те, что на кукле в витрине недавно открытого магазина «Детский мир».

Поймав взгляд Киры, Нюта кое-как запихнула в ранец хрустнувший пакет и показала туфли.

– Цвет называется «кофе с молоком». Венский.

Кира вскочила.

– Ты бы, милая, обулась.

Лиля засмеялась за плечом. Потирая ножкой об ножку, – с пола тянуло, – рыжая опередила подруг. Девочки вместе с целой стайкой снимающих верхнюю одежду школьниц толпились у входа в отделённое высокими витыми решётками помещение, уставленное массивными, похожими на древние эшафоты, вешалками. Неписаные правила распорядка со времён прежней хозяйки повелевали в первую очередь сменить уличную обувь, чтобы не натоптать в холле и не задавать лишнюю работу тёте Лизе.

В душной тесноте развешанной одежды Кира снова услышала голос, который уже узнавала. За чёрной решёткой протиснулась большеглазая красавица в розовой шёлковой блузке.

– Пятница… – Говорила она светловолосой подруге. – Позовешь? И скажи, чтобы пришёл в штатском. Ненавижу подворотнички.

Старшеклассницы – светловолосая в голубом коротком платье – исчезли за поворотом. В старшие классы вела особая лестница за двойной низкой аркой, где за столиком всегда строго посматривала дежурная, охранявшая покой тех, кто ещё не уходил в горние дали, от розово-голубых соблазнов и два сосуда – один с чернилами, другой с песком для высушивания чернил.

Сосуды имели сугубо ритуальное значение. В школе давно пользовались совсем другими инструментами для увековечивания диктантов, изложений и всего прочего. Ещё во время войны, когда в город попала партия то ли трофейных, то ли союзнических штучек, не требующих чёрной крови для заправки, Анна Станиславовна перехватила их в пункте распределения. А затем, когда на секции встревожились и стали требовать возврата к исконному – то есть, к гусиным перьям, она сделала даже доклад. В докладе она мудро объясняла, что уж ничего не попишешь, гуси – большая редкость по нынешнему военному времени и нужны другим городам нашей великой страны. А её ученицы уже привыкли вести конспекты новыми стилосами и отучать их – просто напросто вредительство. После этого критики умолкли, но на случай посещения школы какой-нибудь комиссией приверженцев гусиной традиции она и велела держать у входа эти гигантские сосуды.