Анна Федорова - Кровь и вода. Допотопное фэнтези

– И я хочу другого! – сказал старик. – Моя жизнь почти закончена, а я ничего не видел. Столько лет я старался не совершать зла, помогать людям – и что же? В благодарность мой сын выгнал меня из дома, построенного моими руками.

– Ты хочешь мести?

– Может быть, – неспешно ответил старик. – Но сперва я хочу жизни для себя.

В разговор вступили и другие голоса. Это были голоса ищущих и отвергнутых, надеявшихся и разочарованных, любивших и брошенных людей. Все они звучали одинаково, и только два – иначе. Худой, с запавшими глазами Абаддон сказал:

– Я не боюсь, меня ведет другое. Я не люблю этот мир и хочу увидеть его смерть.

А вторая женщина, сидевшая у окна, сказала, смеясь:

– Возможно, я смертельно рискую, но я скажу: я еще не решила. То, что ты обещаешь нам, Господин, звучит великолепно, но ведь должна быть цена? А пока не знаешь цену – как сказать, готов ли заплатить? Это правила купца.

– Надеюсь, ты не хочешь со мной поторговаться? – с интересом спросил Мастема. – Но ты умна и дерзка, Элайда, ты мне нравишься. Правила купца, ха. А как же ты принесла клятву молчания, не требуя ничего взамен?

Женщина легко ответила:

– Эта клятва ничего не меняла. Я бы и так не стала ни с кем говорить об этом. Жизнь дороже пустого хвастовства.

– Хорошо, – обводя собравшихся тяжелым взглядом, сказал Мастема. – Чтобы получить то, что вы хотите, вы должны доказать мне свою преданность – и доказать не раз. Отныне вся ваша жизнь должна стать доказательством этой преданности. Ханох, принеси яд.

– Всё здесь, Господин, – отозвался тот, доставая сундучок.

– В этих бутылочках – смертельный яд. Противоядия нет – я запретил его варить. В течение следующей недели каждый из вас должен убить человека. Любого. Можете – друг друга, если хотите. Позаботьтесь о доказательствах и учтите, что я слышу ложь еще до того, как она прозвучала. Тот, кто не справится – умрет. Это четвертая проверка.

Первые три были проще, надо сказать, но все шло к убийству. Ханох откуда-то знал, что чужая смерть закаляет волю.

Со своего места Ханох видел, как ученики переглядываются, как в глазах плещется страх, как кто-то неуверенно вертит в руках бутылочку с ядом, не понимая, куда ее положить.

Тяжелую тишину нарушил голос Элайды:

– Будет исполнено, Господин, – улыбаясь, сказала она.

– Посмотрим через неделю, как ты хороша, – не глядя на нее, ответил Мастема. – Идите домой или куда хотите. А мы с Ханохом немного побеседуем вдвоем.

Яркая, огненная радость обожгла Ханоха: «Господин выделяет меня из всех прочих, наконец-то…»

– Сколько будет самоубийств, как думаешь? – задумчиво спросил Мастема. – Я ставлю на одно-два.

– Самоубийств? – переспросил Ханох и тут же понял. – А, у кого не хватит духу убить? Я думаю, у доброй половины. Но они, возможно, попытаются сбежать.

– Да, конечно. Эту проверку проходят далеко не все. Но в тебе я – почти – не сомневаюсь. Ты уже знаешь, кого убьешь?

– Разумеется, – уверенно сказал Ханох. – Я убью эту женщину, которую ангел признал чистой. Ее зовут Анна.

– Неплохо, – согласился Мастема.

Он смутно припомнил эту историю: очередной карательный отряд на улице (почему-то во главе с самим Шемхазаем), казнь каких-то нелепых чернокнижников – Мастема был уверен, что у этой пары все сводилось к разговорам и фантазиям, настоящих чернокнижников он бы не пропустил – и в финале трогательная встреча Шемхазая с не известной никому женщиной.

– Шемхазай меня разочаровывает, – вслух сказал Мастема. – Он мог бы выбрать любую ослепительную красавицу, а выбрал неизвестно кого. Вот его лучший друг Азраэль в свое время не оплошал.

– Вы имеете в виду Селед, Господин? – почтительно спросил Ханох.

– О да, – ответил Мастема. – Ты не можешь ее помнить, но поверь мне: она была прекрасна.

– Я видел картины, Господин. Да, она была прекрасна, – соврал Ханох. Сам он любил ярких женщин, а Селед была вся какая-то бледная.

Ханох почувствовал в голосе Мастемы какую-то гордость, как будто он был как-то причастен к истории Селед. Он заколебался: спрашивать или нет.

– Ты хочешь спросить… – посмотрел на него Мастема, играющий пучками сушеной травы на столе, складывая их то так, то эдак. – Ну что ж, я тебе расскажу. Селед не умерла. Она наслаждается другой жизнью за пределами этого мира. Ты правильно понимаешь: это сделал я. Для Азраэля это был большой удар. Но если бы не он, я бы мог никогда не увидеть ее.

По законам того времени жена правителя не слишком часто покидала пределы дворца. Но Азраэль не стал распространять этот обычай на свой дом, и на ближайшем карнавале Селед показалась толпе рядом с ним, одетая в костюм из белых цветов и серебряных лент. Скоро лицо Селед узнали все: слава о женщине, которую полюбил ангел, распространялась по земле, как лесной пожар. В ее честь называли девочек в самых глухих деревнях. Богатые женщины подражали ее прическам и нарядам.

А когда ее увидел Мастема, он поклялся: «Эта женщина станет Рыцарем Цитадели».

Причина этому была куда более веской, чем желание нанести удар одному из Садовников. Судьба Селед была определена, когда Творец подарил ей это лицо. Увидев ее, Мастема снова почувствовал ту же боль, что и тогда, на уровне шестнадцать-пять, когда он ждал приговора, перебирая прекрасные мгновения своей жизни, цепляясь за них. Боль потери.

Многие люди думали, что Селед не была красивой, и даже больше – что она казалась застывшей, слегка неживой, и не понимали, что нашел в ней правитель (а потом – и Азраэль). Но для Мастемы это лицо было самым прекрасным в мире, потому что… невероятное совпадение. Или что-то больше? Он боялся думать об этом, хотя Рыцарю Цитадели запрещен страх.

Но Мастема, разумеется, не стал говорить об этом Ханоху. Он закончил свой рассказ словами:

– Азраэль утверждает, что Селед умерла. Это не так – гроб был пуст, когда они ее хоронили. Не мог же он сказать, что его возлюбленная перешла на нашу сторону. После этого в силу ангелов защищать души от Тьмы уже никто бы не поверил. Мало того, что все сопредельные страны молятся нам, так еще и женщина ангела предает его… Им пришлось солгать людям, и не в первый раз.

Ханох усмехнулся. Он и так подозревал, что Гвардия и Шуты далеко не так сильны и прозорливы, как считают в народе. История Селед подлила масла в огонь его новой веры, если можно так сказать.

– А теперь слушай меня внимательно, – наклонился к нему Мастема. – Я дам тебе особое задание, Ханох, Отдавший Себя. Твой брат Перга, скульптор, мастер волшебных статуй, живет в Школе, верно?

***

– Я запрещаю тебе говорить об этом! – раздраженно сказал Оберон. – Когда ты начинаешь думать обо всей этой ерунде, пересказывать городские слухи, ты отвлекаешься от главного. Скажи мне, сколько часов вчера ты посвятила картинами? Сколько раз ты вчера взглянула на небо, чтобы полюбоваться его красотой? А красотой человеческого лица? Вместо этого ты ведешь себя как старуха с базара, живущая рассказами о чужой жизни, потому что у нее нет своей собственной!