Анна Федорова - Кровь и вода. Допотопное фэнтези

Присутствовавший в толпе инкогнито Азраэль смотрел на людей, и его сердце радовалось. Последние приготовления к шествию живых картин взял на себя его сын, Шебаниах, и Азраэль мог не беспокоиться о мелочах – у того все получалось хорошо. Да, в нем Азраэль был уверен – хоть он и был сыном Селед, и унаследовал от нее многое, Тьме не было места в его душе.

Больше всего в жизни Шебаниах любил игру – и не только потому, что его отец был Ангелом Игры. Игра была его способом жить; морем, в котором он плавал; воздухом, в котором он летал. Его полное имя означало «Бог, который превращает», указывая на магию Шутов.

Никто не знал, какими будут детьми ангелов – не знали и сами ангелы. Когда Азраэль понял, что Селед ждет ребенка, он – чуть ли не впервые за вечность – почувствовал растерянность. Почему-то он был убежден, что природа ангела настолько отлична от природы человека, что общее дитя – это невозможно. Шемхазай, правда, дал Гвардии свою кровь, таким образом сделав их бессмертными, но это было другое.

Громкие голоса с балкона дворца потребовали тишины, и толпа вправду чуть притихла. Еще минута – и правитель вышел к жителям Ирема: в свет факелов, свечей, костров и цветных фонтанов.

– О, – сказал Азраэль немолодой паре, сидевшей неподалеку от него, – не вижу отсюда. В кого это наш коротышка переоделся?

Мужчина и женщина наградили его недовольными взглядами, и мужчина назидательно ответил:

– Негоже так говорить о правителе. Сегодня он предстал перед нами в образе ангела.

– Удивительно, – сказал Азраэль. У него было хорошее настроение, если можно так сказать об ангеле. – В образе ангела?

Конечно, он все прекрасно видел. Правитель действительно решил (или кто-то ему посоветовал), что золотая краска, белая ткань и обмазанный каким-то горючим составом меч сделают его похожим на Шемхазая. Почему же он выбрал для подражания именно Шемхазая? Понятно. Потому что именно создатель Гвардии выглядел для человеческого взгляда наиболее внушительно. Он был на голову выше любого самого высокого человека, его глаза «метали молнии», как говорили впечатлительные женщины, да и с тем самым пылающим мечом – символом Гвардии – он расставался редко. Женщинам он нравился, конечно. Одна сумасшедшая так расстроилась из-за появления Анны, что покончила с собой – к счастью, от Анны эту историю успешно удалось скрыть.

Да, но правитель, мужчина совсем маленького роста («в чем только душа держится» и «выглядит заморышем даже в церемониальном плаще», шептали недруги), вызывал совсем другие чувства. Конечно, у него были жесткие, холодные глаза – глаза человека, каждую секунду готового к опасности, но это еще не делает похожим на ангела. А в белых одеждах и с горящим, а точнее, чадящим, мечом, он представлял собой комичное зрелище. Ну, впрочем, карнавал многое позволяет, добродушно подумал Азраэль.

Правитель сказал что-то вроде «Тьма отступит» и довольно ловко махнул мечом, оставляющим в воздухе хвост черного дыма. В толпе одобрительно закричали – похоже, переодевание удалось.

Азраэль подал сыну мысленный знак: можно начинать шествие живых картин.

Заранее установленные на перекрестках статуи переминались с ноги на ногу, ожидая распоряжений.

– Тьма не отступит! – из толпы вдруг раздался истерический женский крик, перекрывший и голос правителя, и звуки вступающего оркестра.

«Какая-то несчастная, потерявшая близких, не находит себе места в карнавал», подумал Азраэль.

Но вслед за криком в правителя полетел камень. Чересчур быстро и прицельно, заметил Азраэль. «Ты это видел! И не предотвратил!» – скажет ему потом – с перекошенным от ярости лицом – Шемхазай. И правда, почему я этого не сделал? – спросит себя Азраэль. Не думал, что удар окажется столь сильным? Думал, что это послужит хорошим уроком для коротышки, который горазд переодеваться в ангелов, а навести порядок на улицах собственного города не может?

Камень ударил правителя в грудь, оборвав слово на середине. Мужчина взмахнул руками, потеряв баланс, и меч косо чиркнул по занавеси сбоку – поджигая ее, конечно. Охрана дворца мгновенно закрыла правителя, кто-то стал тушить огонь, а начальник стражи выскочил на балкон и яростно дал знак растерявшемуся оркестру, крича:

– Все в порядке! Начинайте карнавал! Ура!

Притихшая было толпа («дурной знак» – зашептали в середине) снова зашевелилась и зашумела.

– Глядите! – закричал какой-то ребенок, сидевший на плечах отца. – Картины! И каменные люди!

В проемах между домами, на всех семи улицах, сходившихся к главной площади широкими лучами, появились запряженные медлительными быками платформы. Рядом с каждой торжественно и ритмично шагали статуи, слегка улыбаясь приоткрытыми каменными ртами. «Если хоть что-то, хоть что-то, слышишь, пойдет не так, нужно вынуть бумажки из ртов статуй», – твердил Оберон перед карнавалом. Тета вызвалась помочь, если что, но после случая с Детьми Истинной Веры Оберон запретил ей покидать пределы Школы.

Живые картины – а это были лишь самые небольшие, умещавшиеся на платформы – сразу же вызвали в толпе крики восхищения. Печальный случай с правителем был забыт; люди обступили платформы, глядя снизу вверх на монахов и полководцев, блудниц и чудовищ – картины были щедры на сюжеты. Младшая жена правителя, изображавшая Еву, стояла на ковре из живой травы совершенно нагая, с яблоком в руке, и вызывающе улыбалась.

– Великолепно, – услышал Азраэль. – Поучительное зрелище.

– А статуи! – подхватил кто-то. – Это магия ангелов.

– Да здравствуют ангелы!

Азраэль покинул главную площадь и быстро прошелся по прилегающим улицам. Удивительно: город веселился так же, как в прошлые времена, когда любая мелкая кража или грубое слово давали пищу для разговоров на неделю. Люди танцевали и обнимались, цветные фонтаны бросали теплые брызги на танцующих, и мостовая была усыпана абрикосовыми косточками.

Мастема все-таки опоздал: когда он вернулся, карнавал уже начался. Плохо, подумал он. И без того сложная задача – «спасти этот мир» – на его глазах превращалась в невозможную. И с Леонардом не посоветуешься, тот вернулся в Цитадель.

Конечно, Мастема не питал иллюзий по поводу того, что все смогут выполнить его задание. На каждом шаге, с каждой новой проверкой некоторые не выдерживают. После задания с ядом было одно самоубийство и две попытки побега, закончившихся, разумеется, мучительной смертью – что заставило остальных получше понять, во что они ввязались. Впрочем, так бывало всегда.

А с карнавалом… может быть, справятся от силы пятеро. Впрочем, теперь Мастема надеялся, что и они не справятся.

Кто бы мог подумать, что я буду желать успеха предприятию Шутов? Тем более такому. Я-то понимаю, что Азраэль имел в виду, одевая этих людей в серое и черное. Садовники думают, что на краю провала могут смеяться над Рыцарями Цитадели – и какие же у них убогие представления о том, как они выглядят. Неважно, неважно.