Анна Федорова - Кровь и вода. Допотопное фэнтези

За окнами шумели, и это было совсем не похоже на обычный суетливый шум города. То ближе, то дальше раздавались невнятные крики. Шеб подошел к окну и присвистнул.

– Не думал, что дело дойдет до поджогов.

Тета снова расплакалась, повторяя сквозь слезы:

– Что, ну что мы им сделали? Мы всегда, всегда хотели только хорошего… чтобы люди открыли радость творения… картины, ну какое зло в картинах?

– А в статуях? – напомнил Шеб.

– И в статуях никакого зла нет, – неожиданно твердо ответила Анна. – Точнее, не было, пока кто-то не осуществил свой жестокий план. Шемхазай вернется и убьет его.

– О да, – насмешливо согласился Шеб, – убить – это всегда лучшее решение. Благодаря этому Гвардия завоевала такую, я бы сказал, всеобщую любовь. Знаешь, да, что народ называет своих защитников «Кровавая Гвардия»?

– Да? А кто защищал людей от статуй? Кто еще вообще мог это делать, кроме Гвардии? И что бы мы делали, если бы Гвардии не было?

– Не буду спорить, – примирительно развел руками сын Азраэля, – особенно если они помогут нам продержаться до возвращения отца и других. К счастью, Шуты не так уж не умеют защищаться, как о них думают.

Время потянулось медленно и мучительно.

– Послушай, Тета, а вот эти ворота… – по-прежнему глядя в окно, Шеб указал на главные ворота Школы, – они сделаны для красоты или их можно закрыть?

Вопрос – куда уж проще – неожиданно поставил Тету в тупик.

– Я понимаю, что это звучит совсем глупо, но я не знаю. Мы никогда не закрывали их. Каждый человек может зайти в Школу, в любой момент – так было в замысле.

– Прикажи закрыть ворота, Тета, – посоветовал Шеб. – Я сделаю то же самое с Домом Шутов. Сейчас не время для красивых жестов.

Хрупкий порядок, к которому Анна привыкла, дрожал и рассыпался прямо на глазах. До карнавала еще можно было сказать, что на самом деле люди относятся к ангелам так, как д олжно, а ненависть некоторых – лишь результат трагического непонимания. Но сейчас, кажется, трагическим непониманием был охвачен весь город, и это несло прямую, реальную угрозу. Такую, что Шеб, всегда презиравший «бегство от реальности», предлагает закрыть ворота.

– Я согласна, Тета, – подумав, сказала Анна.

Тета встала – без привычной легкости. Она была совсем невысокая, больше похожая на едва подросшую девочку, чем на женщину. Беззвучно ступая по теплому камню босыми ногами, она вышла из комнаты, не прикрыв дверь.

– А твоя сестра и ее мать, они в безопасности? – спросила Анна.

– Не беспокойся, – улыбнулся Шеб. – Нери не уступает воинам Гвардии. Хотя методы у нее, конечно, другие.

Наконец прибыла Гвардия – десять человек в полном вооружении, вместе с самим Абрахамом. Увидев их, Анна почувствовала, что страх отступает – а значит, все это время я боялась, с тоской подумала она.

Абрахам медленно опустился на одно колено и звучно сказал:

– Госпожа, мы ждем приказаний.

– Нам нужна охрана к Дому Шутов и… и все, наверное. И давайте вместе вернемся домой.

К ее удивлению, Абрахам, обычно очень немногословный, продолжал:

– Анна, теперь ты командуешь Гвардией.

– Что? – опешила Анна. – Вы шутите?

– Нет, – ответил за Абрахама Шеб. – Посмотри на его лицо. Гвардия никогда не шутит, это делаем мы.

– Абрахам, это ты командуешь Гвардией. Или Декар. Или вы вместе. Я не знаю, что сказал вам Шемхазай.

– Мы отдаем приказы воинам и ведем их в бой, но что нам теперь делать – решать тебе.

– Какая приятная неожиданность, – рассмеялся сын Азраэля. – Поиграешь в войну, Анна. Где бы только взять пылающий меч?

Анна сама не ожидала от себя такого: одним коротким движением она привстала, подошла к Шебу и ударила его по лицу. Не ожидавший такого Шеб качнулся, споткнулся о ковер и упал. Блюдо, которое он держал в руках, рассматривая затейливый узор на серебре, со звоном грохнулось на пол, и виноградинки весело раскатились по углам.

– Должны быть какие-то границы у твоих шуток, – резко сказала Анна. – Абрахам, нам пора.

Не спешивший вставать Шеб беззвучно зааплодировал.

***

На уровне изначального бытия время идет как-то иначе. Точнее, здесь нет ни малейших признаков времени – по крайней мере, в обители Садовников. Они не нуждаются в формах, способных меняться со временем. Здесь все условно, намеками: стены, голоса, даже звезды. Единственной непререкаемой реальностью был голос Садовника, когда-то показавшего им «особенный мир»:

– Вы превзошли самих себя, – обвиняюще сказал голос.

– Быть может, ты примешь форму? – дипломатично сказал Азраэль. – Тяжело разговаривать с пустотой.

Воздух перед ними тут же собрался в фигуру – такую же схематичную, как и пол, на котором она стояла.

– В ночь карнавала я спустился на землю и ходил по улицам. Вместе со мной были и другие Садовники – новые, вы еще не знаете их. Они пришли в ужас от увиденного, и я их понимаю. Мне тоже было больно видеть, во что вы превратили этот мир.

– Мы… – начал Оберон.

– Замолчи, Оберон. Ты, художник, сейчас будешь обвинять во всем Цитадель. Я прав?

Оберон пожал плечами.

– А Цитадель перестала заниматься своим делом?

– Нет. Но вы каждым своим действием помогали ей. Ты, например – что ты сделал, кроме десятка красивых картинок? Купил себе жену? А что сделала она, кроме еще десятка красивых картинок?

Упрек был настолько несправедливым, что Оберон растерялся.

– Я… ты же знаешь, во что я верю. Искусство, то есть красота… – Оберон помолчал, – мы дали пристанище многим художникам. Этому миру нужна была Школа.

Заканчивая, он уже понимал, что никто его не слушает. Создатель с яростью посмотрел на Шемхазая:

– А ты! Ты предал мои надежды. Все, что ты сделал – собрал отряды убийц. Дал им свою кровь и внушил чувство безнаказанности! А главное, это не помогло – ты помнишь, как вы терпели поражение за поражением, и твои гордые воины в красном и золотом отступали? А потом ты красовался на улицах с пылающим мечом, внушая ужас беднякам. Ты заставил людей бояться тебя, скрываться от тебя, врать тебе. Ты виновен в том, что Тьма захватила этот мир.

Шемхазай скрестил руки на груди, шагнул чуть ближе:

– Гвардия защищает этот мир, – сдерживаясь, сказал он. – Создатель, позволь мне объяснить…

– Поздно, – оборвал его Садовник.

– А я в чем виновен? – холодно спросил Азраэль. – Раз уж у нас идет такой разговор.

– Вы все виновны в одном. В том, что этот прекрасный мир безнадежно, окончательно испорчен. Что до тебя… мои ученики так и не поняли, что именно ты делал. Какие-то игры. Хотя ты отличился, конечно – взял в жены Рыцаря Цитадели.

– Селед не была Рыцарем Цитадели тогда, – возмутился Оберон. – Даже я это знаю. Ты несправедлив к нам.

– Я долго смотрел на то, что вы делаете, и не вмешивался. Но чаша переполнилась. Вы отдали Цитадели мир, в который я вложил столько любви.