Анна Федорова - Кровь и вода. Допотопное фэнтези

Тут у них все было по-другому: правитель молился Творцу, но Тьма расползалась, как зараза, по темным щелям, по скромным домам и дворцам, по душам простых людей и душам придворных, и Гвардия сражалась с Тьмой где угодно – там, где настигнет. Например, в доме Ребекки.

Матери не знали, радоваться им или плакать, если их сын или дочь оказывались достойными Испытания, предшествующего вступлению в ряды этих совершенных солдат – Гвардии. С одной стороны, лучшего доказательства чистоты не было. С другой стороны, это означало навсегда потерять ребенка – из Гвардии не возвращались. Кое-кто утверждал, что ангелы дарят им бессмертие. Или, по крайней мере, они точно попадают в рай.

Ночью тириец назвал ангела по имени. Шемхазай, правая рука Бога. Ангел, легенд о котором больше, чем капель в море. Великий воин, воплощение справедливости и возмездия.

Уже сейчас полузнакомые люди заговаривали с ней, жадно задавали одни и те же вопросы: «Как он выглядел? Что ты чувствовала, когда он говорил с тобой?» Не привыкшая быть в центре внимания Анна смущенно отвечала, досадуя: с каждым пересказом история будто теряла краски, расходясь по чужим умам. А Анне – она призналась себе в этом – хотелось сохранить ее для себя.

Ни на следующий день, ни днем после никто не пришел за детьми Ребекки. Мать Анны принялась искать родственников – оставить обоих детей у себя они не могли: чем их кормить? Дети, правда, вели себя непривычно тихо и не вспоминали о родителях, как будто прикосновение ангела навсегда излечило их от боли: и настоящей, и будущей.

Улица жила прежней жизнью; разве что все стали запираться в своих домах еще раньше. И, может, более чутко слушать шаги. После истории с Ребеккой почтение и страх перед Гвардией Ангелов еще усилились – никто, по крайней мере, не показал и тени сомнения в справедливости приговора. Если же что-то и говорилось за закрытыми дверьми – никто не знал об этом, кроме самих отступников.

А один странствующий пророк – он пел песни, лечил болезни и учил праведной жизни – называл Гвардию не иначе, как «Кровавая Гвардия». Мать Анны любила слушать его – по воскресеньям он всегда собирал вокруг себя маленькую толпу на заросшем травой пустыре поодаль от домов.

Вопреки обыкновению, пророк был не сед, а юн. Совсем юн – не больше шестнадцати лет, что не мешало ему говорить со страстью, впечатляющей седых стариков. Он утверждал, что Гвардия приносит в мир больше зла, чем все, с кем она расправилась, вместе взятые. «Нельзя творить добро пылающим мечом!», – почти кричал он, крепко стоя босыми ногами на высохшей земле и протягивая к толпе руки. Потом его голос падал почти до шепота, и он говорил другое: «Это мир создан Творцом, создан для нас. Для нас, а не для ангелов. Только мы и можем решать, кто из наших братьев и сестер достоин наказания, а кто – награды. Если же мы ошибемся, Бог исправит это. А Кровавая Гвардия в своей гордыне берет себе право судить жизнь и помыслы людей… почему мы позволили им это?»

Он еще говорил: «Поэтому они и проиграли: и в стране монахов, и в Братстве Свободных Воинов, везде. Это добро на острие окровавленного меча отталкивает, а не зовет покаяться».

Мать Анны опасливо удивлялась: почему этот пророк все еще жив? Вместе с ней удивлялись и другие, а некоторые даже боялись говорить о нем: кто знает, не сочтут ли отступниками и тех, кто слушает? В старые времена, конечно, человек мог слушать любые речи, не опасаясь возмездия: имели значения мысли и слова, а не круг знакомств. Но сейчас-то мир изменился.

Анна, конечно, не помнила старых времен, но чувствовала, что пророку действительно ничего не грозит. Его слова дышали искренней, самоотверженной верой, в нем самом, очевидно, не было и тени зла; боль людей была его болью; он видел, как скорбят по погибшим от рук Гвардии, наблюдал, как после очередного суда люди расходятся по домам подавленные, испуганные. Он старался, как мог, выразить это в своих речах, и он ли виноват, что они превращаются в бесконечный ряд обвинений? Гвардия сурова, но отличает свет от тьмы.

Пророка нашли мертвым на том самом пустыре – поодаль от домов – через несколько дней после казни Ребекки. Никто не видел, как это произошло, но все были убеждены: Гвардия. Во-первых, в миг перед смертью он стоял на коленях – это было понятно по той позе, в которой нашли тело. Во-вторых, рядом с телом, втоптанная в пыль, лежала эмблема Гвардии Ангелов.

Впервые за много дней Анна не знала, как ей молиться. Она и не вспомнила бы об этом пророке через месяц, если бы он просто ушел из города; но его смерть почему-то легла ей на плечи тяжелой ношей и не давала забыть о себе. Да, его слова были резки; да, он только обвинял, не умея ответить на вопрос: «А как тогда изгнать Тьму из мира?», но за что, за что такая кара?

Мы все бессильны, подумала она. Я запуталась, я уже не знаю. Я верю в Творца, но почему тогда я не могу смиренно принимать все, что Он делает – руками людей и руками ангелов?

Дверь комнаты тихо, медленно открылась, и вошла мать Анны. В косо падающем свете ее лицо выглядело совершенно мертвым. Запинаясь, она еле слышно сказала:

– Анна, к тебе пришли.

– Кто? – Анна попыталась взять мать за руку, подумав, что той плохо от дневной жары, но вглядевшись в ее лицо, поняла: случилось что-то страшное. – Что случилось?

– Ангел. Шемхазай. Что ты сделала?

– Ничего, – растерянно сказала Анна.

– Как ты можешь быть уверена?

Анна грустно улыбнулась. Этот вопрос был хуже всех последних событий. Так и есть: никто из нас больше не может быть ни в чем уверен.

– Но он говорил, что даст знать… говорил про детей! Не волнуйся, мама. Я пойду, поговорю с ним.

Мать присела у окна, не глядя Анне вслед. Ее тело выражало тихую, безнадежную покорность.

Шемхазай встал навстречу Анне; в их маленьком доме он выглядел пугающе – ослепительное сияние окружало его волосы, как тонкий венец. Анна заметила меч в ножнах на поясе, запыленные сандалии. Он был намного выше ее, и она посмотрела снизу вверх, пытаясь понять, зачем он пришел.

– Я напугал твою мать, – заметил он вместо приветствия. – Чего вы все боитесь? Когда я шел по улице, люди рассыпались в стороны.

Анна смутилась. Но стремление говорить правду пересилило смущение:

– Они боятся Гвардии Ангелов… – она запнулась, – как мне обращаться к тебе? Прости, я не знаю.

– Шемхазай.

Как ни удивительно, он улыбался.

– Вы нашли родственников этих несчастных детей?

– Нет еще. Может быть, кто-то и есть далеко, в другом городе, но Ребекка никогда не говорила. Мы мало знали о ней, – попыталась объяснить Анна.

– Понимаю. Знаете, почему?

– Прости, Шемхазай, я не понимаю…

– Почему эти люди ни с кем не сближались? Они были прислужниками Тьмы, и прошли по этому пути куда дальше, чем вы можете представить. Они творили магию, убивали, сеяли раздор и причиняли боль. В их доме мы нашли все доказательства. Свитки с проклятиями. Жертвенные ножи. Лунные календари с отмеченными красным ночами, наиболее подходящими для ритуалов. В ту ночь они собирались принести в жертву своих детей. Тех самых детей, которые сейчас спят в вашем доме.