Александра Нюренберг - Превратись. Вторая книга

Он взглянул.

– Кто тебе это дал?

– Никто мне это не давал.

У него вырвался смешок.

– Цветовод… Ты?

– Он не все книги держит в обещалке. У него даже есть книжная полка, но этот файл не находился на полке.

– И ты?..

– Шить туфли так сложно, требуется максимум сосредоточенности.

Она полюбовалась туфелькой, поворачивая ногу.

Всеволод рассматривал листок, но взгляд его был поверхностным и невнимательным. Веда задумчиво сообщала подробности преступления:

– Это очень толстая, очень красивая книга с розовым обрезом.

– Как ты догадалась, если она лежала к тебе обрезом?

– Ну, ты же сам сказал, я умная.

Веда зевнула и шевельнула карту кончиком туфельки.

– Не печалишься ли случаем? Не стоит, о дракон. Ибо печаль – ржавчина на мече.

– Ясненько. – Молвил дракон. – Нет, не печалюсь.

Некоторое время они пристально следили за шевелящейся картой. Всеволод задумчиво разглядывал «дворники» на ветровом стекле, которые неожиданно заработали. Затем раздался лёгкий стук – это туфелька встала, как подобает.

– Надо изучить карту. – Заговорил Всеволод, выключая «дворники».

Последовало молчание. Веда предложила:

– Не съехать ли нам с этой славной, хорошо пропылившейся дороги? У тебя это хорошо получается, если пообещать тебе два слова.

Ни слова не сказав, Всеволод так и сделал: выбрал местечко, где обочина обросла свежей зелёной щетинкой и невесомо свалил на неё оба левых колеса лягушечки. Среди неизменных розмариновых кустов, сразу облапивших стёкла, машина съехала на узкую грунтовую дорогу. Острый запах розмарина наполнил лёгкие складчины. Веда высунула нос в окошко и зубами содрала веточку.

– Представляешь, мама недавно сорвала вот эту штуку для чая, а у неё за спиной кто-то спрашивает: это, мол, что?

И Веда расхохоталась, не выпуская из зубов ветку.

– Люди приезжие… – Неопределённо объяснил Всеволод такое невежество. – Откуда им знать.

Веда закивала и предложила без слов угощение. Всеволод деликатно откусил.

– Ты ведь знаешь, розмарин незаменим, когда не хотят, чтобы дети заводились. – Поведала Веда.

Всеволод сдавленно раскашлялся.

– Теперь знаю. – Приведя в порядок связки, сухо признался он.

В воздухе запахло водой, дном и мокрыми, обсыхающими на Орсе камушками.

– Но тем, кто спросил, – задумчиво продолжала Веда, жуя сочные иголочки розмарина, – наверное, это неважно. Мама сказала, что обернулась, а там стояли два красивых барана.

Они оказались на берегу крохотного прудика. Всеволод, возможно, размышлявший о баранах, едва остановил машину у самой воды, так что гладкое зеркальце разбилось о передние колёса.

Веда открыла ящичек для документов и из-под пары драных лайковых перчаток вытащила красно-синий карандаш. Если у вас нету, непременно приобретите себе такой – великое изобретение багажников. У него носик красный и носик синий смотрят на Север и Юг, как стрелки компаса.

Веда помуслила карандаш с одной стороны и ввинтила в пальцы Всеволода, разглаживающего на колене ту часть карты, где помещалась пограничная часть Сурьи.

Горный хребет напомнил ему сломанный Ведой Львовной гребешок. У северного зубца затёртое сгибом помещалось одно-единственное слово.

Это было то самое слово, которое обозначало небытие и которым жители Сурьи пользовались как филологическими вратами, чтобы изгнать то, что казалось им излишним в их понятной мирной жизни. Если бы они знали или подозревали, что озвученный ими адрес существует, вряд ли бы они это делали. Ибо они были мягкосердечны…

И вот небытие впечаталось в старую бумагу и каждая буква претендовала на место под солнцем, и по отдельности они были пустяком, но вместе они пустяком не были.

Сидевшие в машине молча рассматривали слово. Сказать, что они его перечитывали – смешно. Оно как-то сразу бросалось в глаза, будто клок едкого дыма.

Значит, эта штука есть. И если учесть, что жители, к примеру Кропивника довольно часто пользовались адресной поговоркой, то они понарошку отправили туда немало народу.

Как бы ни были беспечны искатели кота, им стало не по себе. В машине похолодало. Тем не менее, Всеволод заговорил, как о деле решённом:

– Если поедем по прямой, то вот река и лес.

Веда повторила:

– Поедем.

В её голосе оставалось ожидание, что вот-вот всё прояснится. Она чуть ли не с надеждой взглянула на Всеволода, но взгляд наткнулся на профиль дракона. Острый нос с подбородком выглядели на фоне горных хребтов и квадратов полей как логическое дополнение к ландшафту.

– За этим лесом теперь скопление крупных заводов. – Заговорил он, даже не заметив, что разочаровал Веду. – Производят лучший шоколад в Гиперборее.

– А ты откуда знаешь?

– Там ещё завод по производству асфальта. И лучше бы нам вернуться немного южнее и воспользоваться старым шоссе.

– А это что?

– Деревня Полканово.

Всеволод увидел, что у него есть карандаш и перевернул его, целясь в пункт назначения.

Веда схватила его за руку.

– По прямой отметь красным.

– Ты думаешь? – Сомневаясь, спросил дракон.

– Так виднее.

– Но красный цвет на карте…

– Тебя опять беспокоят приметы?

Во избежание новых оскорблений, он быстро и очень чисто начертил основной маршрут, а потом, вопросительно глянув на Веду, кружной – синим концом. Веда уставилась на треугольник, в центре которого расплылся речной приток, будто карта криво подмигивала ей.

В Полканово они прибыли ночью. Сдержанно бранились собаки – так, обсуждая события, густо лают только крупные серьёзные и опасные псы.

Утром выяснилось, что пепельно-розовая Бриджентис висит в очень большом нарядно неряшливом селе. Кто-то шёл по улице. Они выбрались из машины.

Высокий человек в шафрановой гимнастёрке, вольно раскинутой на шее, в узких брюках, в длиннейших сапогах до середины бедра (их вообще-то было два, стройных и мускулистых) постёгивал себя на ходу хлыстиком. До бровей надвинута серая широкополая шляпа из фетра.

Увидев неизвестных, он подзадержался, властно ступив сапогом в мухрявую вкусную лужу. Настёгивать другой сапог не перестал, потом всё-таки перестал и затяжным движением воздел хлыстик, сдвинул рукоятью шляпу до корней волос.

Запоздалый паж Бриджентис – летучий лисёнок – вымахнул из чахлых осин и, в один миг долетев до бледнеющего лика мистрис, любовно связал петлю вокруг, свалился, исчез.

Всеволод твёрдо зашагал по дороге, которая говорила при каждом шаге: «Ам! Гам!» и сказал:

– Бог навстречу.

Властелин сапог и хлыстика кивнул и, как видно, исчерпав варианты приветствий, молчал. Позади из ворот вывели коня – превосходное животное размером с грузовик. Веда невольно оглянулась на лягушечку – так, чтобы сравнить. Рука держала кожаную полосу упряжи. С силой ввинчивая железные ноги в грязь, конь приближался.