Вера Гривина - Бес меченый

– Грешно колдовать, – уверенно заявил юноша. – Кто колдует, тот не попадет в царствие небесное.

– Не усыпи я татей, они бы нас удавили, – резонно возразил Полкан. – Али ты спешишь попасть в царствие небесное? Тогда в другой раз я подожду, покуда тебя порешат, а потом уж о себе позабочусь.

Савва вовсе не торопился на тот свет.

– Просто я с малых лет боюсь колдовства, – смущенно сказал он.

– Я не колдовал.

– А как же ты заставил татей уснуть?

Полкан рассказал:

– Опосля того, как меня небесным огнем опалило, я чудом живым остался – долго хворал, а когда выздоровел, случилось то, чего прежде не бывало: мне удалось отца обморочить 23 23 Обморочить – внушить представление об увиденном иное, чем есть на самом деле. . Украл я из дому серебряный ковш, чтобы сменять на зодиак 24 24 Здесь – лента с изображением созвездий. у чужеземного купца, и токмо направился к торгу, как увидал батюшку. Хватает он меня за шиворот и вопрошает: «Что ты под полой хоронишь?» Я ему и говору первое, что на ум пришло: «Лягушку поймал, хочу баб попугать». А ковш возьми и выпади у меня из-под полы. Отец поглядел на него, скривился и проворчал: «Лягушка-то твоя не шевелиться – поди, сдохла уже».

Савва засмеялся, а Полкан продолжил:

– Попробовал я и с другими людьми такие штуки проделывать, и у меня, за редким случаем, получалось. А потом моя судьба так сложилось, что пришлось мне поскитаться немало. Попал я аж в восточные земли, и там один мудрый человек научил, как с данными мне Богом чудесными способностями управляться. Он еще велел морочить людей токмо по великой нужде, иначе однажды я сам себя обморочу.

Несмотря на ранний час, пристань была уже заполнена народом. Люди суетились возле готовящегося к отплытию учана: носили мешки и какие-то вещи. Кроме этого судна у причала покачивались на волнах еще две барки и несколько лодок.

– У моего отца есть похожий струг, – заметил Савва, глядя испуганно на учан.

Полкан усмехнулся:

– Не страшись, Саввушка! Сей струг принадлежит не Фоме Грудицыну, а торговому человеку из Нижнего, Федоту Доброву.

С учана спустился по сходням русобородый крепыш средних лет.

– Вовремя вы подоспели, – обратился он к Полкану. – кормщик твердит: мол, ветер набирает силу, пора плыть. Я еле уломал его немного погодить.

Полкан окинул крепыша холодным взглядом.

– Я, Федот, всегда поспеваю вовремя – особливо тогда, когда заранее заплатил. Еще никто не утек с моими деньгами.

Купец смутился:

– А я и толкую кормщику: дескать, уплатил человек за провоз – надобно его подождать.

Друзья быстро погрузились в учан, и вскоре судно, подняв паруса, поплыло по Волге.

– Нынче будем в Нижнем, – удовлетворенно сказал Полкан.

После бурной ночи Савва чувствовал себя уставшим. Он решил немного поспать и, с дозволения Федота, пошел на корму, где прилег на мешки. Однако ему было неудобно и жестко.

«Не иначе Добров каменьями торгует. Здесь не уснешь», – сердито подумал Савва, поднимаясь.

– Не спится, брат Савва? – заботливо спросил у него Полкан и посоветовал: – А ты устраивайся ближе к носу – там тюки с материями.

– Надобно дозволения спросить у Федота.

Полкан махнул рукой.

– Добров с кормщиком трапезничают, прочим не до нас, да и нет никому дела до того, где ты будешь спать.

Савва перебрался на тюки с материями, лег и сразу уснул. Сон его был очень беспокойным: снилось ему, будто он бегает по Казани, спасаясь от отца. Когда, наконец, Фома загнал сына на крышу, где стояли с пищалями наготове Афоня Заяц и покойный Хрипун, Савва проснулся в холодном поту.

– Не помри от жадности, Федот, – сказал где-то рядом грубый голос кормчего.

– Ты, Кондрат путаешь жадность с расчетом, – возразил Добров. – Жадный у нас в Нижнем – Настасий Свербин: он каждую денежку бережет, себе во всем отказывает, жену и детей в черном теле держит, и одевается почитай в лохмотья. Я же ради своего семейства стараюсь.

– Даже ради своего семейства меру знать надобно. Тебе ж люди заплатили за проезд, а ты чего надумал? Бога побойся!

Савва навострил уши.

– А чего я худого надумал? – рассердился купец. – Ведь не ограблю путников, а всего-навсего наведу на них стрельцов. Пущай, дознаются, что за птицы к нам в Нижний явились? Может, сии люди – тати, и у них руки в крови христианской по самые локти!

– Стрельцам токмо дай наводку, – продолжал возражать кормчий, – они и честных людей в татьбе обвинят, коли у тех деньги имеются. Тебе-то в чем польза от извета?

– За поимку татей награда положена, – заметил Добров.

– Ну, как знаешь, Федот! Коли ты решил выгоду поиметь, спорить с тобой без толку. Чует мое сердце – не доведет тебя жадность до добра!

Кормчий зашагал прочь, купец тоже удалился.

Выбравшись из тюков, Савва бросился искать Полкана и, найдя его на корме, возмущенно сообщил о коварстве Доброва. Однако рассказ юноши почему-то не взволновал его друга.

– Прав Кондрат: жадность до добра не доводит, – только и сказал Полкан.

– Нам-то что делать?

– Покуда ничего. До Нижнего еще есть время.

Савве передалось спокойствие друга. В конце концов, Полкан всегда находил выход из трудного положения.

Савва стал глядеть на голубые, переливающиеся на солнце волны. Он вырос на Волге и очень ее любил. Еще в детстве мальчик часто убегал на реку, где совершенно забывал обо всех своих бедах. Ко всем прочим рекам Савва относился равнодушно: они были просто водой, а у Волги несомненно имелась душа, красивая и добрая. Иначе, почему лишь здесь отступали все заботы? Вот и сейчас, глядя на волны, юноша быстро забыл о корыстолюбивом купце.

– К Нижнему подходим, – напомнил сам о себе Добров, появившись из-за тюков.

Вдруг какая-то сила швырнула Савву на палубу, а затем покатила куда-то вниз.

– Поворачивай, скотина! – орал громоподобным голосом кормчий. – Куда ты прешь!

Савва остановился и увидел под собой дощатый борт судна, над которым торчала голова Доброва. Судя по всему, купец едва не упал в реку, но в последний миг успел зацепиться за борт.

– Помоги, паренек! – бескровными губами прошептал Федот.

«Ты ему поможешь, а он тебя в Нижнем стрельцам сдаст», – прошептал внутри Саввы голос похожий на голос Полкана

Юноша сделал вид, что желает помочь Доброву, и, протянув руку, как будто нечаянно, оттолкнул от себя его испуганное лицо. Купец исчез за бортом, а судно сразу начало выравниваться.

– Собаки …! – бранился кормчий. – Перепились видно все …! Чуть себя и нас не потопили …!

Эти слова относились к людям, которые находились на едва не столкнувшемся с учаном легком струге. Там тоже царило оживление: столпившиеся у борта стрельцы махали саблями и грозили кулаками в сторону купеческого судна.