Вера Гривина - Бес меченый

Кондрат умерил свой пыл.

– Токмо бы они не напали на нас! – испуганно воскликнул он.

– Уже не успеют, – спокойно сказал Полкан.

И тут же легкий струг вильнул в сторону и резко остановился, а бравые стрельцы дружно посыпались за борт.

– Угодили на мелководье, – обрадовался кормчий. – Так им, собачьим сынам, и надобно.

Народ на учане радостно засвистел и загалдел. Когда же восторг немного утих, кормчий первым заметил отсутствие хозяина и громко спросил:

– А где Федот?

Люди кинулись искать Доброва. Савва тоже бегал по учану, звал незадачливого купца, словно не зная, что тот давно утонул. Впрочем, довольно скоро все догадались о случившемся с хозяином судна несчастье.

– Не иначе Федота от толчка в реку выбросило, да будет милостив Господь к его грешной душе, – сделал вывод кормчий и перекрестился.

А Савва тем временем отозвал друга в сторонку и поведал ему о том, как погиб Добров.

– Ну вот, и славно, – отозвался Полкан – одной заботой у нас стало меньше. Радуйся, Саввушка!

– Чему радоваться? – возразил Савва. – Я же грех великий совершил – человека загубил.

– Кабы ты его не загубил, он донес бы на нас стрельцам, – напомнил Полкан. – Так что нечего жалеть о том, что случилось, погляди-ка лучше каков Нижний Новгород.

Учан уже подходил к городу. Были виден высокий крутой берег, а на нем уже хорошо различались крепостные стены, купола церквей, избы посада, торг у пристани и многое еще.

– Ух, ты! – восторженно воскликнул Савва. _Нижний не меньше нашей Казани!

Полкан дружески потрепал юношу по плечу.

– Погоди, брат! Как увидишь Москву, тебе и Казань, и Нижний селами покажутся.

Савва так устал, что с трудом доплелся до постоялого двора. Друзья заняли каморку под самой крышей, где не было лавок, а лежал только пук соломы, но привыкшему к дорожным неудобствам и зверски уставшему юноше было все равно на чем спать.

– Ступай в корчму, брат Савва, – предложил Полкан. – Тебе надобно немного поесть.

Сам он снял с себя всю верхнюю одежду и, судя по всему, спускаться в корчму не собирался.

– А ты есть не будешь? – удивился Савва.

– Я перекушу здесь.

– Почто так?

– Больно ты любопытен, Саввушка, – с легкой досадой проворчал Полкан.

Юноша обиделся:

– Друг называется! Все время от меня что-то скрываешь.

– Прости, Саввушка, – мягко сказал Полкан. – Я давно уже живу один и привык людям не доверять. За много лет ты первый, кто стал мне близок.

Савва перестал обижаться.

– Я же не прошу тебя открыть мне все твои тайны. Просто заметно, что, как мы сошли со струга, ты опаску имеешь. Может, и мне чего-то надобно страшиться?

– Тебе страшиться нечего. А я и впрямь в Нижнем держусь настороже, понеже родился здесь, и не хочу, чтобы кто-нибудь меня узнал.

– И давно ты покинул Нижний?

– Более десяти лет назад. Я тогда был моложе тебя и даже бороду еще не отрастил.

– Коли так, то тебя вряд ли кто-то узнает, – убежденно сказал Савва. – Метку-то ты свою под шапку прячешь.

– Я тоже так думаю, но все же остерегаюсь.

– Почто тебе так не хочется быть узнанным? – не унимался юноша. – Уж не совершил ли ты здесь смертоубийство?

– Вроде того, – недовольно ответил Полкан.

Савва успел достаточно узнать друга, дабы понять, что тому не по душе этот разговор. И все-таки мучимый любопытством юноша задал еще один вопрос:

– А родители твои живы?

– Нет, – ответил Полкан, окинув младшего товарища таким мрачным взглядом, что тот поспешил уйти.

Савва спустился в корчму. По случаю Успенского поста, водку не подавали, и вероятно по этой причине людей за длинным столом было немного – всего человек семь. Когда трапеза Саввы уже подходила к концу, в корчму вошли еще трое – пожилой здоровяк с пышной седой бородой, невысокий жилистый мужичок тех же лет, что и здоровяк, и высокий худой парень. Савва внутренним чутьем угадал в них торговых людей.

Вошедшая троица, расположилась за столом и начала есть, при чем здоровяк и парень набивали рты, а их сотрапезник жевал, словно нехотя.

– Ты не захворал ли, кум Аникий? – сочувственно спросил здоровяк.

– Здрав я, Фимушка, друг сердечный, – поспешил успокоить его Аникий.

– Так чего же не ешь?

– Заботы мучают меня, Ефим. Сам знаешь, каково мне нынче.

Ефим поморщился.

– Плюнь ты, Аникий, на заботы. Одолеешь ты их с Божьей и моей помощью.

– Легко толковать тому, кому удача сама в руки проситься. Бог тебя любит за твои добродетели, а я, грешный, недостоин Его милостей, и весь в долгах, как в шелках. Хоть в петлю лезь, да простит меня Господь.

Ефим принялся утешать своего товарища:

– Неужто я в беде кину друга, с коим с малолетства знаюсь. Ты мне так же дорог, как и сын мой единственный. Не бойся, Аникий – одолеем твои заботы вместе. Я всегда тебе помогу, а коли меня раньше сроку Всевышний к себе примет, сыну будет наказано не оставлять своего крестного отца. Не бросишь Аникия, Егорушка? – обратился он к сыну.

Осенив себя знамением, парень пообещал:

– Вот те крест, нипочем не брошу.

– Ничего, кум Аникий, уйдут твои невзгоды, – продолжал утешать друга Ефим. – Вон каковых мы с тобой двух добрых жеребцов почитай за гроши приобрели. Продадим их, поделим деньги – ты с частью долга и расплатишься.

Слушая беседу купцов, Савва начал клевать носом и едва не угодил головой в миску.

«Пойду я, иначе усну здесь».

Поднимаясь из-за стола, он неловко задел локтем Ефима. Тот сразу взбеленился:

– Ручища свои подбери, парень! А то размахался ими!

Обычно Савва не вступал в пререкания со старшими, но сейчас, будучи усталым и раздраженным, он огрызнулся:

– Сам подбери! Растопырился так, что на коне не объедешь!

Купцы дружно возмутились.

– Ты как, щенок, с человеком, в отцы тебе годящимся, толкуешь! – воскликнул Аникий.

– Мало тебя родители драли в малолетстве! – вторил товарищу Ефим.

– Давай, батя, я ему рыло начищу! – предлагал Егор.

Разозлившись еще больше, Савва вынул из сапога кинжал.

– Души из вас троих повынимаю, не будь я сыном боярским Саввой Глебовым!

При виде оружия купцы умерили свой пыл и втянули головы в плечи.

– Да, мы ничего… – забормотал Аникий. – Что же, и слова молвить нельзя?

Савва сразу остыл, и ему стало неловко.

«Чего я вдруг закусил удила», – подосадовал он на себя.

Юноша поднялся в их с Полканом каморку, где, не раздеваясь, упал на солому рядом со спящим другом и мгновенно забылся.

Проснулся Савва глубокой ночью, оттого что ему приспичило справить нужду. Он ощупью спустился по лестнице, вышел в освещенный полной луной двор и собрался уже было развязать штаны, но тут в сенях что-то загремело. Хотя за последнее время Савва стал значительно наглее, чем прежде, некоторая застенчивость в нем еще осталась. От мысли, что кто-нибудь появится и увидит его при лунном свете со спущенными штанами, ему стало неловко. Юноша побежал к конюшне, свернул за угол и там сделал свое дело. Удовлетворенный он уже собрался идти досыпать, как разглядел, что с крыльца спускаются купцы Ефим и Аникий.