Саша Чекалов - Вариант Геры

Или – в Единственную…

Чёрт возьми, и почему это в храме курить не разрешается!

…Нет уж, будь оно всё проклято: и жертвенность эта, и безропотное служение… В конце концов, с какой стати те, ради кого мы выкладываемся, принимают это как должное! Что ни говори, тут какое-то противоречие…

Да, безусловно, есть те, ради кого стоит пойти на любую жертву, – и жертва приносится… Соответственно, будучи принесённой, она, ясное дело, принимается тем, кому её принесли, верно? Иначе как её и принести-то, без принятия! Значит, верно… То есть, получается, человек, ради которого приносится жертва, считает это… нормальной практикой, а? Во всяком случае, чем-то вполне приемлемым.

Так достоин ли он жертвы в таком случае!

Видимо, несмотря ни на что – достоин… Иначе вряд ли кто-нибудь пожертвовал бы ради него хотя бы волоском со своей головы, да?

…Или в этом есть особая прелесть, – этакое тонкое, как волос, самоубийственное, гибельное наслаждение: жертвовать всем ради того, кто этого недостоин?

Впору задуматься.

Хотя… вряд ли об этом задумывались те, кто жертвовал и продолжает жертвовать собой во имя Незримо Присутствующего в этом храме. Да и, с другой стороны, многого ли стоит жертва, которую приносят расчётливо? Ничего она не стоит! – впрочем, это и не жертва вовсе, а лишь одна из разновидностей перевода своих ненаглядных средств на личный счёт в невидимом банке.

…Чего уж проще: вложил – и спокойненько дожидайся дивидендов… И даже куда расчётливее, чем в иных случаях! – ведь тут «вкладчик» может быть твёрдо уверен, что ничем не рискует: уж этот-то банк никогда не обанкротится.

Именно так и поступают многие. Затем и приходят сюда – каждый раз выделяя на это мероприятие понемногу времени, сил и… ну да, и денег: уж больно вложение-то выгодное! Как-никак Царствие Небесное в качестве дивиденда наклёвывается – не какая-нибудь пустяковина. Баснословная прибыль. Дураком надо быть, чтобы упустить шанс, верно?

Господи, как же всё-таки курить хочется…

В глубине высился иконостас, с каждым шагом светлеющий из сумрака навстречу досужему зрителю всё резче, чётче, – будто некие громадные ворота… не очень-то новые на вид. Пристально глядели на Герку хмурые, измождённые люди, расфасованные по чугунным сотам. С немым укором, как полагается. Стеклянно светился лак, ровным слоем лежащий на портретах, и казалось, что плоские лбы и щёки горят праведным гневом.

Все эти… хм, видные общественные деятели эпохи первоначального накопления духовного капитала были изображены в полный рост; несмотря на внушительные размеры доски почёта, было решительно невозможно различить издалека их бурые личики в сложно структурированной мешанине аляповатых хламид и блёклых пейзажей, – и тем не менее Герке казалось, что он видит, определённо видит: взоры всех, типа, присутствующих устремлены на него. И таковы были взоры, что если бы дипломированные халтурщики, слаженные усилия которых воскресили весь этот паноптикум для безмолвного, бесплотного бдения, обладали хотя бы малой толикой истинной веры, то, пожалуй, не только Герка, но и любой другой незваный гость на его месте вспыхнул бы и сгорел. Синим пламенем.

Гулкая тишина ворочалась под сводами подобно сытому воздушному змею. Кроме нарисованных чудиков, в помещении никого не было. (Впрочем, какая-то карга всё же прошмыгнула рядом, неожиданно злобно пробормотав: «И чего зря стоять! Хоть бы лоб перекрестил: авось рука не отвалится…»)

Ничего не происходило. Кому это интересно – когда ничего не происходит!

«Не прёт, ну и ладно! – подумал он, выходя наружу и щурясь от рушащегося с высоты света. – Тут ведь фишка какая: много званых, да мало избранных…»

…между Москвой-рекой и Малолеткой, недалеко от Малого Базарного моста и в непосредственной близости от счастливо уединённой, даже, можно сказать, укромной площади с говорящим названием Распутьинская. В этом расположении обещали самым удачным образом сложиться воедино все главные преимущества участков, облюбованных предшественниками Николая Феоктистовича: на высоком берегу – и в то же время по соседству с Кремлём; умилительное благолепие окрестностей – а вдобавок и некоторая удалённость от главных улиц, сулящая будущим прихожанам и паломникам тишину и покой в святых стенах…

Неудивительно, что император 12 мая 1832 года уверенно, практически без колебаний, утвердил именно последнее предложение в качестве искомого.

…К слову, каждый из вышеперечисленных вариантов имел одну и ту же знаменательную особенность: во всех случаях новое планировалось строить… предварительно разрушив находящееся там старое! Разумеется, в этом не было ни умысла, ни, упаси бог, Промысла, – дело всего лишь в том, что… ну, вы понимаете: не так уж много в черте города живописных уголков, тем более с открывающимися оттуда привлекательными видами! – и все эти уголки, вполне ожидаемо, уже заняты либо какой-нибудь церковью, либо монастырём…

Вот и главным достоинством территории, наконец выделенной под строительство, был великолепный вид на Кремль – со всеми его башнями, соборами, колокольней Ивана Великого… Вид, нужно отметить, чрезвычайно важный с точки зрения соответствия эстетике будущего храма, диктуемой, в свою очередь, особым его предназначением.

Замечательно удачное нашли место! Конечно же, и оно не пустовало…

Новый, вот именно, уголок для основанного аж в XV веке Софийского женского монастыря (сирая жизнь которого в бестрепетно отмеченной на карте царственным ногтем точке оказалась досадной помехой воплощению грандиозных планов) удалось найти не сразу. Лишь к 1836 году перенесли его с отчуждённой в одночасье по монаршему соизволению Распутьинки туда, где ранее ютилась маленькая и невзрачная приходская церковь Благовещения Пресвятой Богородицы (сейчас там пролегает Правилкинская улица)…

Она немного полистала программу, потом с досадой швырнула её через всю комнату – так, что бабушка, методично работающая спицами, удивлённо посмотрела поверх очков. Без особого труда выдержав бабушкин взгляд, ответила ей не менее прямым и ясным: чего, мол! Перекатилась на живот. Подпёрла кулаками голову…

Отец звонил. Говорит, у них с матерью всё в порядке. Море впечатлений – как домой вернутся, расскажут подробнее… После приезда обещал с собой на охоту взять, наконец-то! Лет пять об этом мечтала, только папашу до сих пор уломать никак не удавалось: типа, нужно подрасти немного, – «а вот когда взрослой станешь, посмотрим». Ну вот… Вот и стала взрослой. Судя по всему, даже в понимании родителей… Хотя не очень-то понятно, на чём основывается их оценка уровня её взрослости: они-то всей необходимой информацией по данной теме уж точно не располагают, к счастью… Ну, впрочем, ладно. Стала так стала, – теперь, значит, и во взрослых развлечениях принимать участие не возбраняется. Такой вот аттестат зрелости…