Валерий Рощенко - Матросские рассказы

Мне, к примеру, не хотелось бы, чтобы такой жертвой стала девушка Лера. Пускай – я, но только не она..

Над Орлиной сопкой, как медуза-аурелия, висило одинокое облако. На телемачте, взметнувшейся с вершины Голубинки, зажигались рубиновые огни. С берега тянуло терпкой горечью вянущей листвы садов и парков, такой знакомой и дурманящей, как, скажем, в какой-нибудь Австралии или Новой Зеландии.

Помнят обо мне здесь, на берегу, или события быстротекущей жизни давно смыли мой образ?.

«Антарес» становится на якорь на рейде в проливе Босфор-Восточный.

На берег никто не съезжает: ночью обещают швартовку к причалу. Но обещают не наверняка, а так – на всякий случай, как водится в нашей «буче, боевой, кипучей». Может быть швартоваться придется завтра, а то и послезавтра, когда освободится причал. Моряки, привыкшие к подобным посулам судьбы, не расстраиваются, играют в кают-компании в шахматы, стучат костяшками домино, кто-то барабанит на растроенном пианино. Вечер на рейде обещает быть скучным, одним из многих, и не таким, как в той песне.

Неожиданно по принудительной трансляции, которая проникает во все уголки судна, разносится густой баритон старпома:

– Внимание! Третьему штурману Брагину срочно подойти к своей каюте! Повторяю – срочно!..

Голос у старпома необычно веселый. Что случилось? Зачем я вдруг понадобился? Мое навигационное хозяйство в полном порядке. Направляюсь к своей каюте на палубе “А”. И что же?.. Первое, что меня ослепляет – букет ярко-красных гвоздик. За ними не менее пылающее от ветра и смущения лицо Леры, той самой самолетной попутчицы, которая боялась, что в сугробаx Сибири любовь сопряжена с простудой. Я узнаю ее и не узнаю.

– Лера?! Каким ветром?.. Здесь?..

– Я на катере… Понимаешь, первый раз… Не знаю, принято так, удобно… Но мне разрешили в диспетчерской, когда показала редакционное удостоверение…

– Конечно удобно, Лера! Еще как удобно!

Наверно, я сам пламенею не хуже гвоздик, потому что долго не в состоянии открыть дверь собственной каюты. Наконец, дверь позволяет нам войти.

– Какая же ты молодец, Лера! – оборачиваюсь я. – Здравствуй!

– Здравствуй, Витя! Разве на рейд пускают не всех? – спрашивает она, садясь на диван и немного приходя в себя.

– Только очень близких и только к капитану или, в крайнем случае, к старпому…

– А к третьему штурману нельзя?

– Как видишь, и к третьему можно! – хохочу я.

– Куда это поставить?

Вазы у меня, естественно, нет. Мы приспосабливаем под цветы пузатую бутылку из-под “Оушен-виски”. Вместе наполняем водой из-под крана, забрызгиваемся с ног до головы. Наши глаза встречаются, происходит какая-то электрическая разрядка, и мы улыбаемся друг другу просто и понимающе.

– Постой! – говоря я, высвобождая её из объятий. – У меня – подарок!

– О-о! Кашмилон! – с восторгом определяет Лера, примеривая розовую японскую кофту – А знаешь, – говорит она, расправля движением головы волосы, – того второго секретаря райкома сняли… Ну, помнишь? Вахтанга Циклариди?.. Он теперь на судоремонтном заводе работает… Каким-то строителем.

Лера сегодня необыкновенная. Я узнаю ее и не узнаю.

– Рассказывай, где плавали! – просит она. – Что видели? Мне, как будущей журналистке, все интересно.

– Впечатлений хоть отбавляй; но с чего начать?

– Начни хотя бы с того – почему у тебя такой вид?

– Какой?

– Не скажу, усталыйх но очень уж спокойный. Даже умиротворенный. Как будто к тебе каждый день приезжают невесты на пароход.

– Ах, вот ты о чем. Возможно, это естественное состояние человека, который после долгого плавания возвращается домой.

– Это хорошо, что ты чувствуешь меня домом, – смеется она.

– Не только домом, – поправляю, улыбаясь, я, – но – родным портом, и даже целой Родиной!..

– Вот как?! Это – чудесно!.. Ну, а что больше всего поразило там, за границей? – немного наивно, по-журналистски, допытывается она. – Было какое-нибудь открытие?..

– Ясное дело, было! – киваю я. – Например: в школе мы изучаем Землю, всю испещеренную линиями всевозможных границ, меридианов и параллелей, а на самом деле ничего похожего. Есть только горы, реки, долины и много воды. Так что становится даже непонятно, зачем люди говорят на разных языках!..

Потом я рассказываю о Японии, о торговых квартала… Гиндзы, сверкающих роскошью отелей и супермаркетов, о небоскребах и мостаx Сан-Франциско, о душних улочкаx Гонконга, где за горсть медных монет китайской кули день и ночь возит в открытой велорикше иностранных туристов…

– Постой! – спохватившись, смотрит на часы Лера. – Когда следующий катер на берег?

– Думаю, уже утром.

– Так уж утром?! – не верит она. – Что я скажу маме?

– Скажешьх что была…

– х у любимой подруги?!

– У близкого человека. Разве это не правда?

– Правда, – кивает она.

Понимая щепетильность ситуации, старпом и второй штурман делают благородный жест – делят мою вечернюю вахту пополам…

Высокий, жилистый, как грот-мачта на паруснике, новый капитан, приняв судно, приказывает созвать общее собрание. После рабочего дня салон команды на корме быстро наполняется матросами и мотористами, не успевшими посбрасывать замусоленных роб. На капитане – форменный китель довоенного покроя с золотыми обручами на обшлагах рукавов, золотой порстень на длинном мизинце и золотой зуб во рту.

– Товарищи, я ваш новый капитан. Зовут – Волошин Владимир Владимирович…

– А Глеб Геннадьевич не вернется больше? – тоненький голосок буфетчицы.

– Не знаю, – капитан Волошин делает паузу. – Знаю только одно: нам с вами предстоит не один рейс пахать вместе. Потому предлагаю подумать сообща, как будем жить дальше.

Салон выжидательно помалкивает.

– Будем регулярно выполнять рейсовые задания или, как говорится, от случая к случаю? – повисает риторический вопрос.

– Разве это зависит только от экипажа? – бросает кто-то реплику.

– Именно от экипажа! – рубит рукой кэп. – В коммерческом отделе нашего управления лежат грузовые отчеты вашего, теперь будем говорить – нашего судна.

Я с ними детально ознакомился. Как в зеркале, отражается расхлябанная деятельность экипажа. Кривая выполнения планов скачет, как в девятибальной шторм – то взлет, то провал. Значит, не каждый из вас еще дает себе отчет, зачем выходит в море. А выходим мы затем, чтобы в этих отчетах не было темных пятен проколов, простоев и всяких непроизводительных потерь. Это раз!.. Второе! Кто из вас станет возражать, если к его зарплате прибавятся стабильные сорок процентов премиальных?!

Салон, одобрительно загудев, как весенний улей, приходит в движение.

– Это два! – Волошин насмешливо сжимает губы. – Но без труда не вытащишь рыбку из пруда. Так?!.. Значит, первая задача: произвести ремонт качественно и в срок. Предвижу возражения: мол, за ремонт отвечает судоремонтный завод. Верно. Но мы, экипаж, и в первую очередь парторганизация, не должны оставаться в стороне. Ибо нам с вами на этом судне плавать. Так?.. И еще: нужно подтянуть дисциплину. Без дисциплины – никуда!.. Кто, к примеру, знает производственные показатели теплохода “Первомайский”?.. Знаете?.. Так вот, на “Первомайске” у нас царила настоящая дисциплина. Потому ни одного рейса не оставались без премии!