Валерий Рощенко - Матросские рассказы

Далеко за полночь в каюту врывается матрос-тальман с первого трюма.

– Второй! – орет с порога. – В гробу я видал такую погрузку! Что она себе позволяет?!

– Кто? Что случилось, Костров?

– Да Джен эта, Пак. Подает масло в немаркированной таре. Я говорю: назад!

Она: принимай без разговоров!.. Я – что, дурнее паровоза?! Брать на свою шею немаркированный груз?!.. Не-ет, спасибо!

– Где она сейчас?

– Грузчиками командует. Они ей накомандуют полную пазуху…

Грузоотправительница легка на помине.

– Второй штурман, почему ваша закрывает первый трюм? – врывается она как тайфун.

Откуда и акцент взялся!

Джен Пак непринужденно усаживается на кушетку, сигарету – в губки, нога – на ногу! Любуйтесь! Знает, чертовка, что не обделена броской восточной красотой. Работает на эффект.

– Погрузка приостановится, простой порта – твоя вина, штурман. Моя – нету! – предупреждает она надменно, специально коверкая язык.

– Зачем же подаете немаркированный груз? – спрашиваю я как можно спокойнее. – По инструкции категорически запрещается принимать кота в мешке. Разве не так?

– Всего одна вагон, штурман. Можем договорится, а?

Джен Пак чарующим движением сбрасывает на плечи платок, расстегивает черную шубу. Там у нее красное платье и желтые бусы..

– Стоит ли заводить спор, «ревизор»? – меняет она тон на нежно-ласкающий, обворожительно улыбаясь пунцовыми губами. – Неужели не найдем с тобой общий языка?! Тебя как зовут?.. Сделаем оговорку в коносаменте – делов-то, а?!

Матрос Костров, глядя на ее ноги, чуть не съедает сигарету. Опустив глаза, он глухо кидает:

– Ну, что, я пошел, второй?..

Перед постановкой судна под погрузку я инструктировал всех матросов-тальманов, просил строго соблюдать инструкции; теперь – что же – буду нарушать их из-за распрекрасных глаз Джен Пак?!

– Постой, Костров! – кричу я, но матроса след простыл. – Немаркированный груз мы принимать не будем, – объявляю я грузоотправительнице.

Джен Пак вскакивает как на пружинах.

– Имей в виду, «ревизор»! – пугающим голосом заявляет она. – Грузчики разойдутся, я их собирать не буду. Подумаешь, инстру-укция, елки-палки!..

Возмущенная девица выпархивает из каюты, точно черная бабочка.

– А она, стерва – ни-че-го! – заглядывает в каюту Костров. – Я-то думал, ты, Сергеевич, не устоишь.

– Так!.. Вы заметили время, когда подали груз с немаркированным маслом? – перехожу я на официальный тон.

– Само собой, Сергеевич! Обижаешь!

– Прекрасно. Составим акт, никуда они со своей красавицей не денутся!

Стук в дверь: стивидор.

– Второй! Я смотрю, у тебя грузчики с первого трюма ушли. Ты отпустил?

– Да, подали немаркированный груз.

– А-а!.. Джен Пак?.. Старая история! Нахватает заказов, после спихивает, кому сумеет. А умеет она многое! Наверно, маслозавод выручала, у тех план горел…

Взвизгивает телефон: капитан Волошин.

– Виктор Сергеевич? Поднимитесь, пожалуйста, ко мне.

Прошу матроса подождать, иду к капитану. Грузоотправительница уже здесь, сидит в красном кожаном кресле, закинув нога за ногу.

– Присаживайтесь, Виктор Сергеевич, – капитан кивает на диван. – Мы тут посоветовались… В общем, Джен Пак предлагает сделать соответствующую оговорку в грузовых документах, приложить акт о нестандартности тары, и думаю, этого будет вполне достаточно, чтобы в Холмске отбояриться от придирок грузополучателя.

– Зачем нам отбояриваться, Владимир Владимирович? – пожимаю я плечами. – Мы просто не примем данный груз. Согласно договору о морских перевозках, который вы не хуже меня знаете, никакие оговорки в коносаментах не допускаются.

– Ну и что?! – капитан весело усмехается и смотрит мне в глаза. – Инструкция – инструкцией, а жизнь – жизнью! Понимаешь, второй?! Я, в бытность свою вторым, не такие “козы” протаскивал! Даже на загранлиниях. И ничего, сходило с рук! Премию гнал только так!.. И не одну премию, ха-ха!..

– Боюсь, я на такие подвиги не способен.

– Чистеньким хочешь остаться?

– Хочу.

Капитан задумчиво кусает мятые губы, смотрит в иллюминатор, выходящий на верхнюю палубу. За иллюминатором сияют люстры палубного освещения, над вторым трюмом водит стрелой один портальный кран. Снизу, слышно, доносятся команды грузчиков:

– Вира!.. Майна!..

Капитан поворачивает голову ко мне, хитро щурится.

– Знаешь что, Виктор Сергеевич, давай сделаем так… – он специально тянет время, придавая паузе многозначительность. – Ты еще молод. Надо уметь ладить с народом. Вот сейчас мы заартачимся – нас выставят на рейд; вся Находка узнает, что “Антарес” привередничает с грузами, жди тогда следующей очереди к причалу. И что самое интересное, знаешь? Нам опять подадут ту же самую партию масла. Из порта она никуда не денется. Понимаешь?

– Вот и я говорю, – скороговорской подхватывает Джен Пак. – Я пошла навстречу маслозаводу, вы – мне, и все о’кей. А масло в тех ящиках, можете не беспокоиться, самое первосортное, пальчики оближешь! Просто завод не успел вовремя отмаркировать тару, времени не хватило. Не оставлять же людей без премии!.. Такие пустяки!

– Холмск может отказаться от злополучного сливочного масла со всеми нашеми оговорками, – настаиваю я. – Тогда чьи пальчики мы будем облизывать?

– Да вы, Виктор Сергеевич, боитесь ответственности! – капитан снова оглядывается на иллюминатор. – Мне ли вас учить, как поступают в таких случаях?! Вы же не маленький! Возьмите у Джен штамп, дайте тальману, пускай матрос ставит марки на ящиках прямо в трюме. Ну, оттрафаретит хотя бы верхние млои. А Джен перешлет с вами презент для получателя – коньячок, икорку…

– Не подмажешь, не поедешь! – смеется грузоотправительница.

Я мотаю головой:

– К сожалению, и этому не научен.

– Хорошо! – вспыхивает кэп. – Кто же тогда, по-вашему, будет платить за простой судна и порта?

– Тот, кто виноват во всем.

– Ну, уж дудки! – Джен Пак криво усмехается. – Мы с портом живем душа в душу, не ссоримся почем зря.

– Ладно, – усталым, миролюбивым жестом останавливает дискуссию капитан. – За этот вагон масла лично я буду нести ответственность. Договорились?.. Это вас устраивает, Виктор Сергеевич?

– Мне отпечатать для вас отдельный коносамент? – спрашиваю я сухо в упор.

– Нух это уже не ваше дело, в конце концов! – голос Волошина срывается на визг. – Не морочьте голову, второй! Время не терпит! Принимайте груз и баста!

– Немаркированный – не имею права!

Я поднимаюсь.

Лицо Волошина покрывается бурыми пятнами. Лишённое растительности, оно делаются морщинистым и одутловатым.

– Значит так! – уже кричит он. – Довольно! Я вас отстраняю! Пришлите ко мне тальмана с первого трюма! Кто у вас там стоит – Жиганов или Портенков?