Александр Образцов - Способы обольщения женщин (сборник)

А свои успехи у противоположного пола надо не замечать и не ценить. Это как хорошая погода.

Пока происходили эти события, мне внезапно, к моему большому счастью, исполнилось девять лет. Не нужно объяснять, что я немедленно и безумно влюбился в двенадцатилетнюю Потокину.

После стриженой китайской подпольщицы, которую я любил в восемь лет, это было сдачей позиций. Но я уже знал из рассказов пацанов, что женщины живут совсем не так, как их показывают в кино. Например, биологичка Новикова часто приходит на уроки с фингалом: так ее любит муж-бульдозерист.

Мне показалось странным, что от любви получаются фингалы, но я не стал расспрашивать старших пацанов, а нашел на папиной этажерке книгу Декамерон и углубился в чтение.

Многие места были непонятны. В частности, о поцелуях. Там говорилось, что от них кружится голова и дамы падают в обморок. Меня по нескольку раз в день целовала бабушка в Иркутске на каникулах, и мама не пропускала, чтобы не чмокнуть, но я не то что обморока – кроме щекотки ничего не чувствовал.

Потом: то, что они друг с другом делали. Я долго размышлял, представлял, анализировал. Но ничего не выходило. Не хватало какого-то важного человеческого органа. Во всяком случае у меня не было такого, чтобы женщины от этого рыдали и стонали.

Можно, конечно, заломить руку, но вряд ли им это понравится.

Я мог поспрашивать у одноклассника Белоусова, который часто рассказывал истории о соседках по бараку. Но, повторяю, мне не о чем было говорить с мужской половиной. И нельзя было никого расспрашивать. Я сам должен был знать всё.

А Потокина, пришло мне в голову, она знает о женщинах? Надо будет рассказать ей Декамерон. И косвенным способом прояснить неизвестные мне детали.

После первого урока я подошел к шестому классу. На меня уставились все девчонки без исключения.

– Лера, можно тебя на минутку? – сказал я, поприветствовав шестиклассниц жестом китайских добровольцев.

Потокина вспыхнула от радости и отошла со мной к окну, за фикус.

– Я тут прочел интересную книжку, – начал я, – называется Декамерон. Не читала?

– Нет, – испуганно сказала она.

– Ничего, я тебе ее расскажу.

– Ой, а когда?

– У тебя мама когда с работы приходит?

(Мама Потокиной работала в продснабе, а папы не было).

– В шесть.

– Значит, я после школы зайду домой, а потом приду к тебе.

– Ладно! – сказала она радостно.

– Только ты никуда не уходи.

– Ждать буду! – сообщила Потокина громко, высунувшись из-за фикуса к своим.

У них было всё на гвоздях. Висели плечики с платьями на газетах, чтобы не пачкались об известку, висел круглый картонный репродуктор на белом от известки гвозде, висели фотографии под стеклом, где Потокина была еще не красавица, удивленная и голопупая.

– Так, – сказал я. – Чаишко у тебя не найдется? Поставь, а я пока начну тебе рассказывать о Рустико и Алибек. Если что-то непонятное встретится, ты не стесняйся, спрашивай…

Что-то в моем рассказе показалось Потокиной удивительным. Она покраснела.

– И так понравилось Алибек загонять дьявола в ад, что Рустико похудел и от усталости не мог больше этого делать. И очень обрадовался, когда за Алибек приехали родственники… Всё понятно? – спросил я.

– Да… – ответила она сдавленным голосом.

– Интересно, – сказал я без всякого любопытства, – и ты знаешь, где этот ад?

– Ну… – сказала Потокина и отвернулась. – Здесь…

– Где? – продолжал настаивать я.

– Ой, да это еще в садике… – раздраженно начала Потокина и ткнула рукой вниз: – Здесь.

Мне стоило усилий не показать свое удивление и спросить, как о чем-то несущественном:

– А дьявол, выходит?..

– Там! – развеселилась Потокина, покончив со своей половиной задачи и направила палец мне в штаны. Я поёжился.

– Здорово вас учат в садике, – сказал я как ни в чем не бывало. – Теперь я расскажу о дочери султана, тебе интересно?

– Еще бы! – воскликнула Потокина. – Ты меня просто удивляешь!

– Чем?

– Тем, что ты такой маленький, а ужасно умный!

– А ты уже целовалась по-настоящему? – задал я самый главный вопрос, потому что ее ответы про дьявола и ад посчитал шуткой.

– Нет, я только слышала.

– Я тоже.

Мы замолчали.

– Хочешь попробовать? – не вытерпела она.

– Давай, – сказал я, но не пошевелился.

Она приблизила ко мне свои серые испуганные глаза и коснулась своими губами моего рта. Ничего особенного, одна щекотка.

– Странно, – сказал я. – Почему они от этого теряют сознание?

– Не знаю, – честно ответила Потокина.

Мы еще посидели.

– Там пишут, что они языки высовывают, – сказал я.

– Это же смешно! – возразила Потокина. – Я слышала, что рот надо открыть.

– А что же ты не открыла?

– Но ты же всё знаешь! Такие мне истории рассказал, что я чуть не описалась!

– Знаю, – согласился я. – Но мне интересно, насколько ты это знаешь.

– А ты по-настоящему целовался?

– С кем? – горько спросил я. – Может, с биологичкой Новиковой?

Потокина заржала.

Потом, всё еще хохоча, она обняла меня за шею и прижалась открытым ртом и стала сосать мои губы! Я чуть сам не описался!.. А потом мне стало действительно как в Декамероне. У меня голова закружилась! Сердце застучало! Глаза закрылись!

– Вот это да… – сказал я. – Хорошо, что ты первая.

– Ой, да хоть сколько, если тебе так хочется!..

Домой я вернулся такой… Уроки учить не стал. Да меня и не вызывала учительница Мария Михайловна. Только пятерки ставила за ответы с места.

Подруга Потокиной Леры, Светка жила на Стадионном краю поселка, ниже нашего дома.

Ее мать приносила нам молоко в трехлитровой банке.

После моего возвращения из Китая Светка стала приходить вместе с матерью и рассматривать нашу кухню.

Если Потокина была худенькая, тонкая, то Светка Сахно в шестом классе уже была круглей всех. Может, молоко пила и теплым хлебом заедала.

Моя мама никак не могла понять, почему она ходит к нам. Но иногда соглашалась послать ее за хлебом или покараулить кашу.

Я знал, что Светка ходит из-за меня, но сравнить ее с Потокиной?.. Даже мысли такой у меня не возникало. Но наши встречи с Лерой у нее дома как-то сами собой прекратились. Целоваться с ней мне было разрешено, однако разговаривала она уже без прежней преданности.

Зато Светка стерегла каждый мой взгляд. У нее были такие ответные взгляды, что сбивали меня с мысли.

И еще она была горячая, как печка. На улице мороз сорок, а она бегает в не застегнутом пальто. Но цвет лица у нее был не свекольный, как сказала мама, а румяный.

Вот только ее толстота… Мне казалось, что все девочки должны быть такие, как Потокина.