Юрий Чайковский - Эволюция как идея

Появление новых видов в природе привлекает мало внимания, хотя оно не менее интересно, чем опыты по экспериментальной эволюции.

Еще в 1993 г. палеоэколог В. В. Жерихин отмечал

«ускоренные поведенческие, морфологические, физиологические, генетические и прочие изменения в природных популяциях; изменения положения видов в сукцессионной системе; рост обилия редких видов; и — последнее по порядку, но не по важности — находки неописанных видов в хорошо изученных регионах. Некоторые новые виды описывают даже из больших городов» [Жерихин, 2003, с. 336–337].

Сопоставив это наблюдение с данными по экспериментальной эволюции, приходим к выводу, что эразмову идею «миллионов веков» стоит отвергнуть в качестве образующей виды, продолжив признавать за ней некоторую роль в становлении и стабилизации экосистем (ее Жерихин полагал весьма медленным процессом — там же). Но каковы механизмы появления и становления видов?

Примеры «экспериментальной эволюции» кратко описаны в 4–08. Наиболее ясны там опыты с выращиванием микробов и животных на почти непригодном корме. Там, где новое наследственное свойство свелось к модификации пищеварительного фермента, явление понятно как итог генетического поиска(LR, т. 13, с. 97), вызванного стрессом.

Этот чисто ламарковский процесс материалистичен, пока речь идет о единичных точковых заменах, но чуть более сложную задачу (изменение активного центра фермента для иной реакции) таким путем не решить (Ч-90, с. 96). Таковы же искусственные расы дрозофил в опыте Дианы Додд [Dodd, 1989], росшие на несовместимых видах пищи. Он важен еще тем, что мух в нем в миллиард раз меньше, чем в опытах с бактериями, а итог тот же. Проведен для ее мух и генетический анализ.

Наоборот, его нет в классических опытах Г. Х. Шапошникова на тлях и М. Г. Агаева на пшеницах и льне-долгунце. Классики поставить его не могли, но удивительно, что наши генетики так и не заинтересовались ими за 60 лет. Зато у обоих получены морфологические изменения, т. е. налицо настоящая эволюция в обыденном ее понимании.

Ранее опыт Шапошникова назван у меня номо-ламаркизмом. Однако знакомство с детальным сравнением новой формы тлей и природных видов, проведенным учениками Шапошникова на его коллекции [Stekolshchikov, Lobanov, 2002; Стекольщиков, Лобанов, 2004] [56] Эти статьи, никем не цитируемые, любезно прислал мне член любищевского братства С. А. Малявин, ученик А. Н. Марасова. Работы самого Шапошникова по эволюции тлей упоминают часто, но при этом фактором образования новой формы обычно называют естественный отбор, что нелепо: сходный результат В. Б. Сапунов [1983] получил за два (!) поколения. заставляет отказаться от утверждения, что новой формой занята та же позиция в диасети, какую занимает прежде существовавший на данном растении вид тлей. Пока для данной группы видов тлей не построена устойчивая систематика [57] Виды их столь сходны, что некоторые надежно различимы лишь по типам смены поколений (это лучше назвать экоформой). Филогении их, разумеется, однодневки. С. В. Мейен, вводя рефрены, имел, среди прочего, в виду перестать называть столь морфологически мелкие различия разными видовыми именами, а выстраивать их в направленные ряды изменчивости. , опыт Шапошникова можно признать ламарковым, но и только.

Объясним ли он материализмом? Почти целиком. Вопрос вызывает лишь ранняя стадия онтогенеза: личинки всех тлей данной группы родятся в псевдогаллах (скрученных листьях) первичного кормового растения — яблони, а галлообразование — простой вид порабощения паразитом его жертвы. Можно лишь гадать, связана ли эта способность со способностью к сверхбыстрой эволюции.

Механизм преобразования тлей Шапошникова остался неизвестен. Наоборот, образование видов малярийных комаров, какое изучил В. Н. Стегний, оказалось сопряжено с цитогенетической перестройкой, а она, как и все движения внутри клетки, загадочна.

Но дальше — больше. Как уже сказано, по мере упрощения паразита усложняются формы, какими он порабощает. Если зараженный муравей и рачок-бокоплав «всего лишь» движутся навстречу гибели, то бывают личинки-паразиты, кастрирующие своих жертв и побуждающие их заботиться об их, паразитов, потомстве. Всех объединяет идея порабощения, всё более изощренная.

Не отстают от животных и грибы. Настоящие грибы, будучи (в отличие от слизевых грибов) неподвижными, паразитируют, прорастая мицелием в теле жертвы, убивают ее, и из трупа вырастает плодовое тело. Любопытно, что низшие грибы, не образующие плодовых тел, размножаясь внутри жертвы, должны долго сохранять ее живой, поэтому не подавляют ее иммунитет. Если его подавляет инсектицид, то внутри ослабленных насекомых гриб «может быстро уничтожить популяцию и не успеет размножиться. Развитие хозяино-паразитарных взаимоотношений идет скорее в сторону уменьшения вирулентности гриба и смертности в популяциях насекомых» [Китаев и др., 2011].

Наоборот, самый просто устроенный паразит — молликут (или микоплазма; это мельчайшая из бактерий), какой венчает данный ряд паразитов, вершит главное чудо: он иммунитетом управляет. Иммунитет теплокровных как бы создан, чтобы зараза к нему подстраивалась, и молликут обманывает их иммунную систему. Почти 5 % крохотного генома одного из молликут занял повторяющийся ген белка адгезина, и за счет рекомбинаций между его копиями молликут то и дело меняет свою антигенную структуру, «что помогает преодолеть иммунный ответ хозяина» (Прозоров, 1998, с. 445–446).

Единственное, что сегодня можно сказать о механизмах порабощения — что все они используют физиологические механизмы жертв, в каковые паразит встраивается. Эволюция феномена порабощения не описана, и всё, на что могу указать — что возникновение гнездового паразитизма (простейшего вида порабощения) возможно в виде уклонения индивида от нормы, каковое описано в эксперименте с ласточкой (4–08, с. 680).

Надеюсь, что приведенный ряд будет удлинен, детализирован и описан в рамках научного идеализма по Любищеву.

О сквозных закономерностях эволюции на всех уровнях бытия много писали до Ч. Дарвина, затем почти не писали больше ста лет, а теперь опять пишут много. Литература обширна, многое можно найти по книгам [Гринченко, 2007; Яшин, 2007; Универсальная…, 2012]. Но для нашей темы эти книги не дают почти ничего, ибо не касаются «скрытой дюжины» и всего, что с ней связано.

В первой книге эволюция дана кибернетически, как усложнение управления в системах, а не рождение систем там, где их не было.

Во второй наука уравнена с материализмом, а тот — с диалектикой [Яшин, с. 42]. Неудивительно, что для автора «С точки зрения геометрии, топологии и механики клетка являет собой достаточно ясную картину, в которой к настоящему времени практически не осталось „белых пятен“ с точки зрения физики» (с. 27). Поэтому он рассматривает далее клетку как «квантовую единицу» (с. 29). Но как раз с точки зрения физики вся циго-этология (о ней см. главу 2) является сплошным белым пятном, причем ни в каком содержательном смысле клетку квантом считать не стоит.