Бертран Бадре - Финансы спасут мир? Как заставить деньги служить общему благу [litres]

То, что 2015 г. может оказаться историческим, сегодня еще неочевидно. Поддержка широких масс быстро прекращается, иногда намного быстрее, чем возникает. Что осталось от того воодушевления, которое охватило Европу после публикации фотографии трехлетнего сирийца Айлана, чье тело волны выбросили на турецкий пляж? Маятник всегда качается между полюсами – эмоциональным единением, с одной стороны, и страхом, с другой. Эти эмоции – всеобщее воодушевление и напряженность – проявились и в результатах выборов 2016–2017 гг. в Великобритании, Соединенных Штатах и Франции, хотя в каждой из этих стран были, конечно, свои особенности. Снова вспоминая о горячей поддержке народа Франции после теракта в Ницце, понимаешь, что возникшее тогда чувство национального единения осталось в далеком прошлом. Будем надеяться, что после трудных событий, охвативших многие страны в 2016–2017 гг., человечество, несмотря ни на что, выберет правильный путь.

Мировое сообщество, пострадав от масштабного кризиса и колоссальных потерь из-за неподконтрольности финансов, решило предпринять меры для восстановления контроля над финансовой сферой. Этот новый подход предусматривает прежде всего коллективное осмысление происходящего и совместные действия, а также нацеленность на достижение общего блага, конечно, при условии его однозначного понимания всеми. Обязательства, взятые нами в 2015 г., станут хорошей основой для этого. У нас есть лодка. У нас есть компас. Пришло время отправляться в плавание, несмотря на то, что моря по-прежнему коварны.

После финансового кризиса уже прошло 10 лет, но нас все еще сбивают встречные ветра. Душевный подъем 2015–2017 гг. сменился смятением. Ту огромную надежду, которая объединила людей вокруг общих амбициозных целей, вновь разрушают центробежные силы. Стала открыто проявляться всевозможная напряженность, которая прежде более или менее сдерживалась.

Повсюду усилились неопределенность и неизвестность – в экономике, геополитике, социальной и культурной сферах, что обусловлено, помимо прочего, слабым экономическим ростом, продолжающимися войнами, европейским кризисом, терроризмом, популизмом, изменением климата, цифровым хакерством и наплывом беженцев. Поэтому на пути к нашей цели – восстановлению контроля над финансами, которые должны служить общему благу, нам приходится преодолевать самые разные препятствия.

В то же время эти помехи можно рассматривать и как призыв к действию, показывающему, что должный контроль над финансами может значительно повлиять на результаты в этой сфере.

Период после 2000 г. начался с положительной динамики развития. После вступления в 2001 г. во Всемирную торговую организацию (ВТО) и разработки модели, основанной на дешевом производстве и экспорте, государственной поддержке и искусственно заниженном обменном курсе юаня, в международную торговлю интегрировался Китай [73]. Это был беспроигрышный вариант для всех: европейские и американские потребители получили доступ к более дешевым продуктам, а поставщики товаров и услуг с добавленной стоимостью смогли продавать свою продукцию по высоким ценам на китайском рынке. За это время Китай совершил крупный экономический скачок, став второй мировой державой и сформировав один из крупнейших валютных резервов на планете [74]. Мы порой забываем, что именно Китай сыграл решающую роль в спасении мира от банкротства в 2008–2009 гг. и вновь запустил механизм глобальной экономики. Как тогда говорили китайцы, правда, в кулуарах: «Настало время спасать капитализм!».

Мы знали, что динамичное развитие Китая, основанное на модели, которая была разработана в период огромных дисбалансов, не может длиться вечно. Сейчас фактически завершается беспрецедентная историческая конвергенция трех тенденций: экономического роста Китая, приближающегося к мировому уровню, сырьевого суперцикла и нетрадиционной монетарной политики США. Очевидно, что эти три тенденции продолжат играть определенную роль и дальше, но вряд ли они будут столь же значимыми и обеспечат такой же высокий уровень конвергенции, как в последние годы.

Первая тенденция – замедление темпов роста Китая, переход от двузначных показателей роста к однозначным – это всего лишь возврат к нормальной динамике развития. Хотя этот переход вполне понятен, тем не менее она страшит тех, кто сделал ставку на потенциал развивающихся рынков, которые во главе с Китаем за последние 10 лет обеспечили 60 % мирового экономического роста и помогли избежать рецессии в 2009 г.! О возврате к нормальной динамике развития говорит и крах фондовых рынков Шанхая и Шэньчжэня летом 2015 г., которые прежде функционировали в основном благодаря частным сберегательным вкладам китайцев.

Прежде всего, замедление роста в Китае коснулось всего мира. Решение о снижении курса юаня, принятое летом 2015 г., о котором мало кто знал из заинтересованных лиц, вызвало турбулентность на рынке и привело в замешательство финансовых игроков, которые даже усомнились в профессионализме китайских специалистов, занимающихся статистикой.

Такое развитие событий заставило их изменить свое мнение о китайском руководстве: если прежде все его действия воспринимались ими с благосклонностью и восхищением, то теперь вдруг они стали вызывать недоверие, особенно потому, что финансовые игроки сочли признаком замедления роста и неуверенности намерение Китая продолжать преобразование экономики, основанной на модели повышения добавленной стоимости, больше сосредоточиваясь на внутреннем потреблении и услугах в собственной стране.

Вот что по этому поводу заявил Мохаммед Эль-Эриан, старший экономический советник и член международного исполнительного комитета Allianz, председатель Совета по глобальному развитию при администрации Барака Обамы: «Регулярные потрясения, которые вызовет этот переход, заставят остальную часть планеты покрыться холодным потом» [75]. Благодаря нормализации роста, Китай стал существенно влиять на глобализацию, которую по-прежнему описывают несовершенными формулировками. Когда в 1997 г. разразился азиатский финансовый кризис, он мало повлиял на рост в Европе и Соединенных Штатах, а вот в 2015 г. – нам пришлось корректировать модель, так как на азиатскую часть вместо прежних 10 % глобального ВВП пришлось уже 25 %, а возникшие там колебания ощущались по всему миру.

Вторая тенденция – окончание сырьевого суперцикла. При непрерывным росте более 10 % ежегодно в течение 30 лет Китай стал ведущим потребителем и основным импортером большинства сырьевых товаров (сельскохозяйственных, нефтехимических и полезных ископаемых). В 2015 г. на эту страну приходилось более 50 % мирового потребления алюминия, 50 % углерода и никеля, 30 % хлопка и риса и 12 % масла [76]. Замедление в последние годы темпов экономического роста в Китае, подтвержденное крахом фондового рынка и одновременной девальвацией юаня на фоне слабого экономического роста в мире, привело к снижению цен на сырьевые товары, которое ускорилось в 2015 г. Эти товары за один год подешевели на 40–60 %, хотя в 2016 г. наметился некоторый отскок, который, как ожидается, продолжится несколько лет, но к прежним очень высоким ценам возврата не будет. Эти потери вызвали шок в мировой экономике, выгодный для таких импортеров, как Европейский Союз или Индия, но губительный для экспортеров, особенно из стран с формирующимся рынком.