Паскаль Казанова - Мировая республика литературы

Эта политика в отношении французского языка позволила начаться процессу накопления идеологических, лингвистических и литературных средств, что дало ему возможность «вступить в соревнование» (и даже объявить об этом) с вдвойне священным языком Рима и «самым литературным из языков, языком Тосканы». Нужно сказать, что подобные амбиции, на первый взгляд, преувеличенные и недостижимые, были поддержаны доктриной translatio imperii et studii, по этой доктрине Франция и ее король предназначены для воссоздания и управления Римской империей, которая была оставлена в развалинах и которую восстановил Карл Великий [92] С. Beaune. Naissance de la nation France. Paris, 1985, c. 300. .

«Защита и прославление французского языка» (частично перевод с итальянского диалога Спероне Сперони) — одно из свидетельств, что началась борьба за империю, а точнее, борьба против господства латинского языка. Безусловно, споры вокруг местных языков, обсуждение первенства того или другого, их сложные и конфликтные связи с латинским не были новостью. Этот спор начал Данте в XII веке в Тоскане (и мы увидим, что он потерпел поражение). Спор продолжил во Франции Кристоф де Лонгейль, а затем Жан Лемер де Бельж в своем трактате «Согласие двух языков» (1513). Правда, трактат Лемера де Бельжа вовсе не начинал войну французского языка против латыни и тосканского диалекта, напротив, автор разместил в «счастливом равенстве», по выражению Марка Фумароли, двух братьев, двух наследников латыни, два народных языка — тосканский и французский. Автор отказался выбирать, и битва закончилась примирением. Дю Белле своей «Защитой» порывает с умиротворяющей традицией, открывая новую эру, не мирного сосуществования языков, но открытой борьбы против латыни и соревнования с ней.

«Революционный» текст дю Белле, часто трактуемый как памфлет, обычно изучают как частное явление, отмечая единство гуманистической тематики или расхождение с ней, устанавливая происхождение цитат, влияние латинского языка и итальянского… Происходит это в силу того, что поэзия теснее других литературных родов связана именно с национальными традициями и обычно рассматривается в рамках национальной истории. «События» национальной поэтической жизни редко становятся событиями мировой истории культуры.

«Защита и прославление» — это, по сути дела, утверждение собственной силы, а главное, программа «обогащения» языка: это в первую очередь манифест новой литературы и практическое руководство для поэтов, дающее им возможность овладеть особыми приемами и средствами, чтобы вступить в соперничество с великой латынью и сменившим ее тосканским наречием. Речь идет не о возвращении к прошлому, не о подражании древним, речь идет об объявлении литературной войны. Дю Белле не стремится, как его предшественники, стать законным наследником достоинств латинского языка и греческого, он хочет взять верх и над латынью, и над тосканским диалектом в лингвистическом, риторическом и поэтическом соперничестве (мы еще прибавим, и в идеологическом).

Латинский язык до поры до времени был единственной мерой совершенства для той области, где он господствовал. Желая отобрать у латыни ее двойную власть — власть в области духовно — церковной жизни и власть в области научного знания, дю Белле предлагает совершить то, что мы назвали бы экспроприацией капитала. Предлагаемое им решение — это поистине новый путь, гениальный и неожиданный. Он предлагает сохранить все достижения латинизированного гуманизма, накопленные знания, сделанные переводы латинских текстов, комментарии к ним, но превратить все это в достояние языка «менее богатого», как он говорит. Каким образом? дю Белле отвергает перевод, называя его «рабским подражанием», благодаря которому без конца воспроизводятся латинские и греческие тексты, но эти тексты так и стоят особняком, и значит, присвоения, а затем и обогащения не происходит: «О чем же думают эти охотники до глянца, ломая день и ночь голову над тем, как подражать. Кому подражать? Переписывать произведения Вергилия, Цицерона? Писать поэмы полустишиями, как Вергилий? Украшать прозу умными сентенциями, как Цицерон? Но не рассчитывайте, имитаторы, племя рабов, что вам удастся достичь их совершенства…». Чтобы «обогатить свой язык», дю Белле предлагает заимствовать из чужого языка сентенции, слова и приживлять их в своем. «Я не советую тебе (тебе, который стремится расширить родной язык и улучшить его) подражать изо всех сил лучшим авторам чужого, как обычно поступает большинство наших французских поэтов. Подражание само по себе опасная вещь, оно принесет мало пользы нашему языку». Для того чтобы стало понятнее, что именно он предлагает, дю Белле употребляет метафору поглотить и уговаривает поэтов поступать так же, как римляне: «Они подражали лучшим из греческих авторов, превращались в них, поглощали их; хорошенько их переварив, римляне обратили их в собственную кровь…» [93] Надо сказать, что почти ту же самую терминологию мы найдем у немецких романтиков, когда они излагают свою теорию перевода, и в манифесте «антропофагов», бразильских модернистов 20‑х годов. Разумеется, «обратили» нужно понимать в экономическом смысле, как бы его ни отрицали: дю Белле советует поэтам завладеть, поглотить и переварить античное наследие, чтобы превратить его в литературное достояние французов. Подражать он предлагает, перелагая и приспосабливая к французскому языку великие достижения латинской риторики. Родной язык он считает кандидатом, способным занять главенствующее положение, какое занимали латынь и греческий, и предлагает французским поэтам средство для утверждения их авторитета, иными словами, средство для того, чтобы занять главенствующее положение в европейской поэзии. Он отвергает «устаревшие французские вирши», считает обветшалыми и ненужными те поэтические формы, которые были распространены только во французском королевстве. Эти формы нехороши, потому что не имеют ничего общего с современной поэзией гуманистов (и как это ни парадоксально, с латинской поэзией), а значит, не могут с ней соперничать.

Своей «Защитой и прославлением французского языка» дю Белле закладывает основы литературного пространства Европы. Открывая путь международной конкуренции, он кладет начало процессу объединения этого пространства. Соперничеством, к которому он призывает, он формирует то межнациональное поле, на котором в дальнейшем будут происходить баталии. Дю Белле кладет начало тому, что Марк Фумароли назовет «большим чемпионатом Европы, организаторами которого и судьями были древние, и на котором французы одержали победу во всех испытаниях […], их усердие помогло им стать победителями романских соперников, итальянцев и испанцев. Англичане в те времена в качестве соперников были пока еще непредставимы» [94] М. Fumaroli. Цит. произв., с. 929. . В пространстве, где дю Белле, а вместе с ним и вся Плеяда, чувствует себя пока еще в подчиненном положении, он предлагает в качестве орудия борьбы уже существующий капитал, французский язык, желая вместе с тем его «обогатить». Умелое «присвоение наследства», которого дю Белле так добивается, позволит спустя полтора века изменить соотношение сил на игровом поле. Обогатившись, французское литературное пространство станет главенствующим и начнет диктовать свои условия, оно займет, и надолго, господствующее положение на европейской арене литературной борьбы.