Коллектив авторов История - Идеал воспитания дворянства в Европе. XVII–XIX века

3. Метод обучения . Мосье Лепринс, как поясняет автор, относился довольно легко к любым предметам. Давая понять, что он глубоко изучил все науки, гувернер о вещах, совсем ему незнакомых, отзывался как о не заслуживающих внимания. Скудные свои познания он выдавал порционно, «растягивал всякий вздор», придавая ему, если можно так сказать, пропедевтический смысл. Очень ясно такой «метод» раскрывается на примере изучения классической литературы. «„Поймите сперва хорошенько Корнелия Непота, – говорил он своему питомцу, – а там мы примемся за Горация“. Но, к сожалению, monsieur Leprince сам Горация-то не понимал, отчего и Иван Васильевич остался на всю жизнь свою при Корнелии Непоте» (С. 235). Как было показано выше, таким же образом обстояло дело с изучением французского языка и, надо думать, со всеми остальными дисциплинами.

4. Объект обучения . Маленький Иван Васильевич, как сообщает нам автор, в сущности, был вполне обучаем. Понятливый, с живым воображением, вероятно, с хорошей памятью, поскольку «скоро истощил ученый запас учителя», то есть сумел если не усвоить, то запомнить то, что подлежало запоминанию. В то же время мальчик был «совершенно славянской природы, то есть ленивый, но бойкий» (С. 235). Он тяготился занятиями, не мог концентрировать внимание, был чужд добросовестного труда. Все это, полагаю, можно было бы преодолеть, попади он в руки другого учителя.

5. Результат обучения . Нельзя сказать, что при всем своеобразии базового обучения и свойств своей натуры Иван Васильевич не усвоил совсем ничего. В «сухом остатке» оказался французский язык, позволявший подростку не только петь «беранжеровские песни», но, судя по дальнейшему, свободно на нем говорить и даже сочинять маменьке поздравления на праздники, «наполненные риторическими тропами», а иногда и «вколоченные в стихотворный размер». От своего учителя он приобрел умение судить «о многих книгах и о всех науках, руководствуясь одними названиями». Главная проблема состояла в том, что в результате мальчик не получил ни навыков к умственному труду, ни полезных знаний, в результате чего «русский ребенок вырос французиком в степной деревне» (С. 235–236).

Лет с четырнадцати Ивана Васильевича определили на дальнейшее обучение в пансион. Автор повествует об этом этапе образования и воспитания героя гораздо лапидарнее. Тем не менее информация о пансионных годах тоже поддается структурированию.

1. Учителя, программа и методы обучения . Прежде всего, следует заметить, что это был «какой-то частный петербургский пансион». О его учителях из текста можно понять только то, что ученики называли их не иначе как «ослами», что, исходя из общего контекста сюжета о пансионе, едва ли можно считать объективной характеристикой. Вероятнее всего, этот частный пансион содержал какой-нибудь иностранец, и преподавали в нем все те же учителя, французы и немцы, которые при других обстоятельствах могли зарабатывать и частной практикой в дворянских семьях [1265]. В целом рассказчик не иронизирует над пансионом. Во-первых, он «отличался удивительной чистотой и порядком». Во-вторых, учеба в нем была поставлена несомненно лучше, чем у мосье Лепринса: «на лекциях преподавалось несметное множество различных наук», выпускной экзамен «заключался в тридцати или сорока предметах, не говоря об изящных искусствах и гимнастических упражнениях». И если в этих характеристиках и угадывается некоторая усмешка, то плоды пансионного обучения доказывали, что усердные его питомцы на выходе показывали такие высокие результаты, что становились «предметом невольного уважения не только наставников, но даже и самых буйных, самых отчаянных товарищей». В дальнейшем именно полученные в пансионе знания и навыки к труду позволили им сделать быструю служебную карьеру. Беда заключалась в том, что таких было крайне мало, не более двух или трех из выпуска (С. 236–237). Основную массу учеников составляли как раз «буйные и отчаянные». Из всего сказанного можно заключить, что учителя в пансионе, наверное, отличались высокой образованностью и достаточно умело владели методикой преподавания предметов, но едва ли оказывались хорошими воспитателями.

2. Объект(ы) обучения . Иван Васильевич в пансионе стал одним из первых буянов. Он начал курить и пить, предпочитал кондитерские учебным аудиториям, предавался чтению «мерзких романов и поэм, которых и назвать даже нельзя», учил на лекциях «грязные или вольнодумные стихи» и, подобно большинству своих сотоварищей по пансиону, бравировал невежеством и нерадением (С. 237).

3. Результат обучения оказался для Ивана Васильевича еще плачевнее, чем по окончании домашнего курса. Он стал «дрянным повесою, смешным и гадким невеждой, и даже тот скудный запас мелких познаний, который сообщил ему monsieur Leprince , исчез в тумане школьного молодечества» (С. 237). На выпускном экзамене его, естественно, ожидал полный провал. Вместе с тем пороки не полностью вытеснили добрые наклонности, присущие природе Ивана Васильевича. Несмотря на внешнюю испорченность, он вдруг понял, что одарен «понятливостью и памятью», что он мог бы при желании овладеть науками; он «почувствовал, что не рожден для бессмысленного разврата, а что в нем таится что-то живое, благородное… возвышающее душу» (С. 237).

В этих душевных терзаниях Иван Васильевич вступил в самостоятельную жизнь. С одной стороны, продолжать обучение показалось ему бессмысленным: пришлось бы начинать едва ли не с азбуки. С другой стороны, молодость требовала успеха. Он начал служить в каком-то министерстве, где, как и в детстве, отсутствие знаний он заменял «сметливостью, остроумием» и рвением; в службе в результате не преуспел, пережил неудачный роман, едва не окончившийся женитьбой, покуролесил в свете и разочаровался в нем и в конце концов, томимый скукой и побуждаемый мечтами о другой, осмысленной жизни, исполненной «благодетельной науки», отправился в большое заграничное путешествие (С. 238–239).

Иван Васильевич отправился в заграничное путешествие, видя в нем выход из того психологического тупика, в котором оказался, будучи, в сущности, совсем еще молодым человеком [1266]. В том, что его поездка имела характер именно Большого Турне, сомневаться не приходится. Прежде всего, это доказывает цель путешествия. Оно предпринималось ради обучения и воспитания , расширения жизненного кругозора, гармонизации внутреннего состояния. Иван Васильевич «утешался […] отрадною надеждою отправиться за границу, воображая, что в чужих краях он легко приобретет познания, которые он не смог приобрести в отечестве». Он искренне верил, что сумеет преодолеть в себе все враждебные начала с помощью «благодетельной науки». Вера эта, конечно, была наивной, хотя и распространенной среди русских, особенно среди молодежи, иронизирует повествователь: так «больной спешит за границу, воображая, что у прусской заставы вдруг сделается здоровым» (С. 239). Тем не менее приобщение к наукам стояло в планах нашего героя на первом месте. Типичным для Гран Тур был и маршрут путешествия : Берлин и в первую очередь Берлинский университет как один из центров мировой науки (Иван Васильевич запасся рекомендательными письмами ко всем тамошним знаменитостям); Париж – законодатель мод и светскости; наконец, Италия, Рим – вершина цивилизации, храм искусства, где «лучшие произведения гениальных художников смиренно теснятся у алтарей» (С. 241). Как ни убога была вся предшествующая история воспитания Ивана Васильевича, заграничная поездка оказывалась завершающим этапом этого процесса и требовала длительного времени – признаки, также позволяющие видеть в ней не что иное, как Большое Турне. В пользу такой трактовки говорит, наконец, общественный статус путешественника . Если наш герой и не принадлежал к высшей аристократии (мать его была «московская княжна […] впрочем не древнего русского рода, а какого-то странного наименования», хотя «никто не оспаривал ее сиятельности», а отец – казанский помещик, провинциальный увалень (С. 232–233)), то все-таки был принят светом благодаря петербургской службе в некоем министерстве и, вероятно, высокому достатку семьи (если отец умел оплачивать его столичные кутежи и недешевый зарубежный вояж). Единственно, что делало европейское путешествие Ивана Васильевича не похожим на классический Гран Тур, так это то, что он отправился в Европу не подростком, успев побывать на «статской» службе, и то, что его не сопровождал компаньон-наставник.