Александр Зеленин - Язык русской эмигрантской прессы (1919-1939)

Ср. у Пушкина: «Мы все глядим в Наполеоны , двуногих тварей миллионы…» («Евгений Онегин»). Ср. использование данной модели в литературе: «Самое простое, естественное для меня было бы то, чтобы высказать злодеям, называющих себя правителями, всю их преступность, всю мерзость их, все то отвращение, которое они вызывают теперь во всех лучших людях, и которое будет в будущем общим суждением о них, как о Пугачевых, Стеньках Разиных, Маратах и тому подобному» (Л. Н. Толстой. Убийцы. 1902 г.).

Подробнее о функционировании его в революционную эпоху см.: [Баранников 1919: 79–80; Селищев 1928, Mazon 1920: 46; Lehikoinen 1990: 199; Comrie et al. 1996; Ryazanova-Clarke & Wade 1999; Зеленин 2003с].

В Библии понятие «рассеяние» выступает в двух важных контекстах. 1. Народ Израиля не был верен Богу и за это был рассеян, изгнан со своей территории (4 Царств 17: 7–23), терпя многочисленные страдания и несчастия. Этот термин стал обозначать совокупность всех евреев, рассеянных в языческом мире. 2. Раздробление, рассеяние евреев, по божьему провидению, имело целью моральное и духовное очищение людей, которые, очистившись, создадут новую религиозную (христианскую) общность, объединяя человечество. Многие эмигранты соотносили библейские факты с событиями и испытаниями собственной жизни. Этим и объясняется заимствование данного понятия из библейского контекста в духовно-психологический мир эмигрантов (преимущественно монархистов, интеллигенции, духовенства).

В русском языке метрополии это слово возникло спустя много десятилетий, только в самом конце 1980-х – начале 1990-х гг.: Ближнее Зарубежье, Дальнее Зарубежье [НРЛ 1992: 64].

О прагматике красного, белого (и других прилагательных-колоризмов в политическом контексте) см. также [Грановская 1995: 39, 76; Душенко 1996; Грановская 2005: 219–224].

Калька французского словосочетания syndicats jaunes (термин появился в 1901 г. как семантическое противопоставление выражению syndicats rouges – «красные профсоюзы») или английского yellow syndicates – «желтые профсоюзы».

В ответ на расстрел 21 ноября 1831 г. в Лионе манифестации уволенных ткачей вспыхнуло восстание; на баррикадах тогда впервые взвился черный флаг с девизом: «Жить работая или умереть сражаясь!» Черный цвет знамени символизировал отчаяние и нищету рабочих. Черный стал рассматриваться как антимонархический цвет – в противовес белому, цвету французской монархии Бурбонов. Во время восстания в Париже 5–6 июня 1832 г. повстанцы подняли красное знамя. С этих пор черный и красный считаются двумя основными цветами анархизма вообще. Широкое распространение черного знамени связывают с Лондонским (14–20 июля 1881 г.) конгрессом, когда было провозглашено создание Международной ассоциации трудящихся («Черного Интернационала»). Черный цвет знамени был принят анархистами Франции, России, Польши, Германии, Италии, Северной Америки.

Ср.: «…В Австралии бараны хворают какой-то заразительной болезнью» (Эренбург. Необычайные приключения Хулио Хуренито); «…Леди и джентльмены, ставленники наших миллиардеров обречены в самом ближайшем будущем прыгать на четвереньках и кушать не сидя за столом, а, можно сказать, лакая из блюдец. Мало этого: упомянутая болезнь заразительна и для самих миллиардеров!» (Шагинян. Месс-Менд, или Янки в Петрограде).

Ср. несколько примеров: «Ах, друг мой! несчастие – заразительная болезнь» (Достоевский. Бедные люди); «Это не родильный дом, но больница, и назначается для всех болезней, кроме заразительных , – сказал [Вронский]» (Л. Толстой. Анна Каренина).

Контекстуальное окружение лексемы в газетно-публицистическом стиле очень важно, что неоднократно подчеркивалось исследователями. Ключевые слова, которые формируют идеологическое поле какого-либо дискурса, вбирают из контекстов «содержащиеся в них сведения о тех или иных экстралингвистических обстоятельствах, не связанных с признаками самого обозначаемого словом предмета (в широком смысле слова)» [Петрищева 1984: 207].

В частности, основательное исследование архетипического концепта дом на индоевропейском языковом материале было предпринято Э. Бенвенистом [Бенвенист 1995: 196–211]. На базе русского и других славянских языков символика и семантика концепта дом также давно привлекала внимание исследователей, прежде всего историков, фольклористов, лингвистов (Б. А. Романов, Т. В. Цивьян, А. К. Байбурин, Л. Г. Невская, В. В. Колесов и мн. др.).

Характерно, что эмигранты сохраняют старую грамматическую форму прилагательного с безударным окончанием блатный (сейчас – с ударным окончанием блатной ). СУ еще дает две формы, но уже МАС-1 – только одну: блатной .

Его значение – «кал, экскременты, фекалии». Эта фраза была в ходу уже в XIX в., ср. синонимичные народно-разговорные эвфемистические обозначения, помещенные в Сл. Даля: золотарь, дермопрят, дермовщик, отходник . Любопытно, что в научном стиле этот эвфемизм в конце XIX в. мог использоваться с нейтральной стилистической окраской. Ср. в энциклопедии Брокгауза и Ефрона: «Наиболее пригодна для К.[рыжовника] почва перегнойная суглинистая и супесчаная, с подпочвою пропускающей влагу, задержание которой вредно влияет на развитие ягод. Полезно с осени класть поверхностное удобрение – навоз или ночное золото – на перекопанную между рядами почву».

Этот окказионализм отмечается и С. И. Карцевским как пример каламбурного словообразования: «Стеклов (Нахамкес) и его передовицы, иначе стекловицы , в “Известиях”» [Карцевский 2000: 240].

После рассказа А. П. Чехова «Каштанка» кличка собаки, легшая в основу названия, стала в русском культурно-языковом пространстве прецедентным именем. Об интерпретации клички Каштанка в нарративном пространстве русской литературы XX в. см. [Катаева 1994].

Выражение квасной патриотизм возникло в русском языке в XIX в. в России; его автором считается П. А. Вяземский, употребивший фразу в одном из писем. Фразу используют (с ироничным оттенком) в ситуации, когда люди без всякого разбора восхваляют «свое» и порицают все «чужое».

За распевание антисоветских частушек, квалифицируемое как антисоветская деятельность, грозила тюрьма сроком от 3 до 5 лет. Например, в 1939 г. Л. Гинзбург, будучи учительницей в Твери (бывш. Калинине), была объявлена врагом народа. Она была страстной собирательницей фольклора, и в ее коллекции содержались частушки и антисоветского содержания (Версты. 2001. № 150–151).