Кирилл Чекалов - Популярно о популярной литературе. Гастон Леру и массовое чтение во Франции в период «прекрасной эпохи» [litres]

Надо сказать, его сомнения в правильности избранного пути подогревались некоторыми критиками, выражавшими сожаление по поводу того, что писатель ударился в сочинительство остросюжетной прозы, хотя вполне мог бы стать «автором тонких психологических романов» (газета «Жиль Блаз» от 30 марта 1909 года).

С 1907 года на литературном поле возникает новый персонаж, составивший серьезную конкуренцию Арсену Люпену. Создателем его был Гастон Леру. Как отмечалось ранее, первый роман о Рультабийле начали печатать на страницах литературного приложения к журналу «Иллюстрасьон» (заказчиком произведения выступила редакция журнала) 7 сентября 1907 года. Успех первого романа был весьма скорым. В газете «Жиль Блаз» от 19 октября можно было прочитать следующее:

На этой неделе на первой полосе Illustration был напечатан весьма впечатляющий портрет. И это вовсе не портрет недужного императора Франца-Иосифа или султана Абд-эль-Азиза (основатель Саудовской Аравии. – К.Ч. ) – это Жозеф Рультабийль, репортер. Вот уже несколько недель как Рультабийль пользуется огромным успехом у бесчисленных читателей всех возрастов… на фоне Рультабийля Холмс и Раффлз – просто дети. Дело не только в том, что он не уступает им по части чутья и ловкости; потрясает его умение мыслить рационально.

А вот еще одна интересная информация – из газеты «Ле Тан» от 14 декабря. Речь идет об экипаже судна «Республика», стоявшего на рейде у берегов Алжира; моряки с напряжением ожидали продолжения романа:

Наш курьер в Алжире заболел, и поэтому мы не получили очередной номер Illustration . А ведь все мы так увлеченно следили за приключениями Рультабийля! И тогда мы попросили, чтобы нам по беспроволочному телеграфу передали из Тулона краткое содержание последних подвигов гениального репортера Рультабия.

После этого случая редакция журнала приняла решение рассылать всем капитанам французских судов подборки заново отпечатанных выпусков приключений Рультабийля.

В отличие от Мориса Леблана, который во многом случайно принялся за сочинение своего первого остросюжетного рассказа, Леру с самого начала позиционирует себя как автора именно детективного повествования. Совсем не случайно уже во второй фразе романа содержится выражение «histoire policière», «детективный сюжет». А стало быть, автор книги неизбежно должен сформулировать свое отношение к такому законодателю литературной моды, каковым являлся в начале ХХ века Артур Конан Дойл.

Несомненно, некоторое внешнее сходство с Холмсом у Рультабийля имеется – например он не расстается с трубкой; к концу цикла – в романе «Преступление Рультабийля», – узнав о смерти жены, он приходит в такое отчаяние, что не в силах набить эту трубку. Кроме того, оба сыщика (соответственно в «Знаке четырех» и в «Тайне Желтой комнаты») определяют рост преступника исходя из расположения обнаруженных на стене отпечатков его руки. Оттуда же, из «Знака четырех», Леру заимствует и сравнение Рультабийля с вынюхивающей след собакой:

С радостным видом Рультабийль встал на четвереньки. Теперь он напоминал повадкой собаку: ползал по всей комнате, заглядывал под стулья, под кровать – точно так же, как он делал это ко гда-то в Желтой комнате… («Аромат дамы в черном»).

Впрочем, уже современные Леру критики понимали, что подобного рода вынюхивание отнюдь не составляет сути метода Рультабийля. Например, Филипп-Эмманюэль Глазер писал по поводу нашего персонажа: «Чутье – не его стихия. Он рассуждает – и только». Не исключено, кстати, что в процитированном нами эпизоде имеется и дополнительная аллюзия: ползающий по полу Рультабийль напоминает о другом произведении Конан Дойла – «Пестрая лента» (Рультабийль уподобляется змее).

Эти комические параллели подкрепляются у Гастона Леру элементами явной пародии. Причем наиболее уничтожающий характер носит пародирование самих механизмов мышления героя, демонстрирующее бесплодность дедукций:

Платок – большой, голубой в красную полоску, берет – поношенный, баскский, вроде этого, – сказал Рультабийль, указывая на голову старика.

– Всё верно. Вы просто колдун, – промолвил папаша Жак, безуспешно пытаясь рассмеяться. – Откуда вы узнали, что платок голубой в красную полоску?

– Оттуда, что, не будь он голубым в красную полоску, его вообще не нашли бы.

К какому же методу прибегает в своих расследованиях Рультабийль? Об этом он сам говорит на страницах романа, и притом неоднократно. Например, в восемнадцатой главе «Тайны Желтой комнаты» приводится выдержка из записной книжки героя. Здесь он раскаивается в том, что пошел по неправильному пути, чересчур доверившись распутыванию следов и чересчур прилежно усвоив уроки классиков жанра:

Я кажусь себе еще более мерзким, еще более низким по уровню интеллекта, чем все эти полицейские сыщики, придуманные современными писателями, те самые сыщики, которые воспринимают как руководство к действию сочинения Эдгара По и Конан Дойла (пер. Н. Световидовой).

И действительно, Леру приводит примеры того, как его герой пытался использовать некоторые приемы Холмса – например давать объявления в газетах в надежде, что преступник «клюнет», или анализировать отпечатки пальцев – безо всякого практического результата.

На раскрытие тайны собственного метода Рультабийля претендует его речь на процессе:

Теперь, сударь, надеюсь, вы поняли, в чем смысл моей системы? <���… > Я не рассчитываю, чтобы внешние знаки, то есть улики и вещественные доказательства, могут открыть мне истину, я только хочу, чтобы они не противоречили той истине, которую подсказывает мне мой здравый смысл, если, конечно, начать с нужного конца (пер. Н. Световидовой).

Чуть ниже он уточняет:

Сначала надо рассуждать! А затем уже проверять, вписываются ли эти внешние улики в круг ваших рассуждений.

Нельзя сказать, что подобные уточнения позволяют проникнуть в логику метода нашего героя.

С другой стороны, антагонист Рультабийля (и вместе с тем его отец, как узнает читатель во втором романе цикла и в самом конце пьесы «Тайна Желтой комнаты») – Ларсан / Балмейер как раз принадлежит к тем, кто использовал опыт Холмса как руководство к действию. Так, он активно пользуется дедуктивным методом, но лишь затем, чтобы завести следствие в тупик. Интересно проследить, как меняется отношение Рультабийля к его выкладкам: поначалу он считает, что Ларсан «ослеплен гипотезой» и «совершенно искренне впадает в заблуждение»; чуть позже он уже именует эти гипотезы «выдумками»; наконец, упрекает Ларсана за «примитивное мышление» (в оригинале еще более резко: «cogitation animale», «достойное животного умственное усилие») и в конце концов безжалостно констатирует: «Я даже восхищался им, пока не узнал его метода, который просто жалок».