Михаил Вайскопф - Писатель Сталин. Язык, приемы, сюжеты [3-е изд.]

Капиталистический враг тоже ведет — и весьма успешно — борьбу за промежуточные слои. Он тоже протягивает «щупальцы и нити» в глубинные зоны советской жизни — или, в согласии с концентрической версией, постепенно обхватывает своими змеиными кольцами ядро пролетариата и самой партии [601]. Так отрываются от нее неустойчивые звенья, дальнейшая эволюция которых завершается глобальным антисоветским заговором, развертывающимся по расширительной, центробежной модели:

Троцкий начал с того, что советовал своим единомышленникам в январе месяце 1928 бить по руководству ВКП(б), не противопоставляя себя СССР. Однако ввиду логики борьбы Троцкий пришел к тому, что свои удары против руководства ВКП(б), против руководящей силы пролетарской диктатуры, неизбежно направил против самой диктатуры пролетариата, против СССР.

С психологической стороны, как сказано, «объективное» разворачивание обусловлено православной градацией пагубных страстей — сползанием от неверия к отчаянию и т. д. Но во второй половине 1930‐х годов Сталин, из некоей умственной экономии, пожертвует своей психологической и логической цепочкой, и тогда выяснится, что по той же «объективной логике» Троцкий со своими присными уже изначально был заклятым врагом ленинизма, шпионом и заговорщиком. Еще быстрее скачок из царства объективно-логической необходимости в царство свободно осознанных злодеяний проделал у Сталина Бухарин [602].

До Большого террора обе схемы — развернутая и спрессованная — как-то сосуществуют и вступают во взаимодействие. К примеру, классовая «логика вещей» совершенно непосредственно трансформируется в субъективный заговор шахтинских спецов, — как поясняет Сталин, на то они и буржуазные интеллигенты, открыто враждебные советскому строю. Сходно обстоит дело с деятельностью других «бывших людей», на которых он возлагает вину за собственные экономические провалы.

В докладе об итогах первой пятилетки (январь 1933 года) генсек сообщает, что они «в своем вредительском порыве доходят до того, что прививают скотине в колхозах и совхозах чуму, сибирскую язву, способствуют распространению менингита среди лошадей». Хотя в этой ветеринарной Вандее уже проскальзывают контуры плетневско-левинских злодеяний или грядущего «Дела врачей», сами заговорщики пока выступают все же в более тусклой роли обычного деревенского колдуна, только вооруженного научными знаниями. Без последних и вообще без всякой отвлеченной интеллигентщины обходятся те массовые враги, что сокращают посевы или, как отмечает Сталин в том же докладе, крадут у советской власти что ни попадя. Он бесцеремонно отходит от всякого марксизма, пытаясь объяснить тот загадочный факт, что народ, дабы выжить, вынужден обкрадывать свою собственную — народную — власть.

Главное в деятельности этих бывших людей состоит в том, что они организуют массовое воровство и хищение государственного имущества, кооперативного имущества, колхозной собственности [напомню, что все происходит в период колхозного Голодомора] <���…> Они чуют как бы классовым инстинктом, что основой советского хозяйства является общественная собственность, что именно эту основу надо расшатать, чтобы напакостить Советской власти, — и они действительно стараются расшатать общественную собственность путем организации массового воровства и хищения.

Воровать, следовательно, можно из идейных побуждений. Но отчего крадут сами колхозники, уже успевшие вступить в радостное царство социализма? Дело в том, что «бывшие люди» успешно обращаются к их греховным мелкобуржуазным страстям — «частнособственническим пережиткам».

Но здесь есть хоть какая-то заговорщическая связь между врагами и нестойкими советскими людьми, которых те ввели в греховный соблазн (за кражи сажали или расстреливали, впрочем, и тех и других, не вдаваясь в нюансы). А как быть в тех случаях, когда почему-то абсолютно никто, включая самих оппозиционеров, не подозревал о дьявольских антипартийных и антисоветских кознях? После убийства Кирова в закрытом письме ЦК ко всем парторганизациям (18 января 1935 года) Сталин несколько даже растерянно говорил о беспрецедентности такого состояния дел. Чекистско-идеологическая феерия раскручивалась на абсолютно пустом месте, поскольку запуганные насмерть зиновьевцы с усердием покаяния давно уже на каждом шагу выказывали беззаветную преданность генеральной линии. В этом коварном нежелании пакостить партии и заключалось их непревзойденное двурушничество: «Зиновьевская группа является единственной группой, которая не только скрывает свои разногласия с партией, но открыто и систематически шельмовала свою собственную платформу и клялась в своей верности партии» [603].

Еще более казусная ситуация складывалась в ранней фазе Большого террора — когда Сталин вынужден был заявить, что Троцкому, Пятакову, Радеку и Сокольникову приходилось тщательно скрывать свои подлые планы даже от всех своих единомышленников. Концентрическая схема конспирации принимает совершенно потусторонний вид:

«Политические деятели», прячущие свои взгляды, свою платформу не только от рабочего класса, но и от троцкистской массы, но и от руководящей верхушки троцкистов, — такова физиономия современного троцкизма («О недостатках партийной работы и мерах ликвидации троцкистских и иных двурушников»).

Хуже того, заговорщики скрывали свою платформу и от самих себя. По крайней мере, к такому суровому выводу приходят современные сталинисты, восхваляющие своего учителя именно за то, что «как проницательный человек, с обостренным (хотя поневоле затаенным) православным чутьем на понимание всего хорошего и дурного, он читал в людских душах то, что порой им самим неведомо было. Вот главное» [604].

Вот за это «неведомое» Сталин и убивал самых преданных ему коммунистов. В экстренных случаях он вообще не проводил никакого различия между «логикой вещей» и враждебным субъективным умыслом. В сентябре 1941 года, рассказывает Волкогонов, Жданов и Жуков сообщили Сталину, что «немецкие войска, атакуя наши позиции, гнали перед собой женщин, детей, стариков <���…> Дети и женщины кричали: „Не стреляйте!“, „Мы — свои!“ Советские солдаты были в замешательстве: что делать?» Сталинский ответ гласил: «Говорят, что среди ленинградских большевиков нашлись люди, которые не считают возможным применять оружие к такого рода делегатам. Я считаю, что если такие люди имеются среди большевиков, то их надо уничтожать в первую очередь. Мой совет: не сентиментальничать, а бить врага и его пособников, вольных или невольных, по зубам… Бейте вовсю по немцам и по их делегатам, косите врагов, все равно, являются ли они вольными или невольными врагами …» [605]