Михаил Вайскопф - Писатель Сталин. Язык, приемы, сюжеты [3-е изд.]

Так возвращаемся мы к сталинским басенным мотивам, затронутым в 1-й главе, а точнее, к их кавказскому генезису. У нартов, повествует Габараев, «оружие тоже является одушевленным, как и все, что окружает нартов <���…> В еще большей мере „очеловечены“ в нартском эпосе дикие звери, птицы, животные. Можно сказать, что они являются почти такими же действующими лицами эпоса, как и люди. Они наделены человеческим разумом, волей, чувствами и речью» [608]. У Сталина — чувствами и речью казенно-протокольной, как та загадочная «птица, которая прячет голову под крыло к воображает, что ее никто не видит. Но они [грузинские эсдеки] так же заблуждаются, как и та птица». Подобно заблуждающейся анонимной птице, совершенно по-канцелярски ведут себя ошибочно куковавшая кукушка — «Если она куковала, то надо признать, что куковала она неправильно» — и крыловский медведь, будто вылезший из недр партаппарата: «Из дружеских желаний медведя вытекло далеко не дружеское действие, в результате которого пустыннику пришлось распрощаться с жизнью».

Если классовые силы в своем интеллектуальном развитии эволюционируют от аморфного чутья к оформленной авторефлексии, то тем самым они обретают собственный голос, вступают между собой в диалог. И здесь, пожалуй, мы встречаемся с подлинными эстетическими пристрастиями Сталина — с его любовью к театральщине. В дебютной статье «Как понимает социал-демократия национальный вопрос?» он вдохновенно излагает воображаемый разговор со своими оппонентами: «Но здесь прерывают нас и советуют прекратить разговоры о 9-й статье. Почему? спрашиваем мы. „Потому“, отвечают они, что эта статья нашей программы „коренным образом противоречит“… статьям той же программы». Поскольку драматический жанр автором еще не освоен, он прибавляет несколько топорное пояснение: «Несомненно, нечто подобное говорит „Сакартвело“…», — и, в виде поучительной иллюстрации, следует памятная нам веселая жанровая сценка в мертвецкой.

Мельпомена снова наведывается к Сталину в 1908 году, снабжая его всеми театральными аксессуарами:

Старый клоун из Тифлиса, г. Джунковский, объявляет «представление» закрытым. Истасканный лакей капитала, г. Кара-Мурза, хлопает ему в ладоши. Занавес падает.

В период Февраля он наделяет водевильными голосами различные социальные группы; в самой их перекличке ощутимо профанированное влияние чеховской драматургии, которого мы коснулись в 1-й главе:

Так говорят контрреволюционеры.

— В Москву, в Москву <���…>

— Скатертью дорога, — отвечает им революционный Петроград.

— Бойкот вашему совещанию, — бросают им вдогонку петроградские рабочие.

Однако главный смысл тогдашних сталинских пьес — в озвучивании какого-либо злодейского заговора:

— Выдать большевиков и их сторонников?

— Пожалуйста, гг. кадеты, берите большевиков.

— Выдать балтийскую делегацию и большевиков из Кронштадта?

— К вашим услугам <���…>

— Ограничить свободу слова и собрания, неприкосновенность личности и жилища, ввести цензуру и охрану? [Как все большевики, Сталин до Октября страстно отстаивает гражданские свободы.]

— Все будет сделано, гг. черные, все до конца.

— Восстановить смертную казнь на фронте?

— С нашим удовольствием, гг. ненасытные…

И т. д. в том же стиле. По этому водевильному шаблону написана заметка «Куют цепи» («— Рады стараться, — отвечает Авксентьев <���…> — Рад стараться, — отвечает Церетели») и памфлет «Заговор против революции»: «Первый голос… Второй голос… Опустим, однако, занавес».

Он снова поднимется на московских процессах, все роли и репризы для которых были тщательно выверены Главным драматургом и режиссером СССР [609].

В утилитарной вселенной Сталина нет места для свободной игры независимых сущностей. Все слагаемые его мира взаимообусловлены иерархией служебных отношений:

Специфические особенности базиса состоят в том, что он обслуживает общество экономически. Специфические особенности надстройки состоят в том, что она обслуживает общество… идеями и создает для общества соответствующие… учреждения <���…> Язык обслуживает общество как средство общения людей <���…> дающее людям возможность понять друг друга и наладить совместную работу во всех сферах человеческой деятельности («Марксизм и вопросы языкознания»).

Явления одушевлены своей внутренней директивой; они существуют не сами по себе, а подчинены некоей цели и направлены к ее достижению:

Все же 9/10 склок и трений, несмотря на непозволительность их форм, имеют здоровое стремление — добиться того, чтобы сплотить ядро, могущее руководить работой.

Вот вам еще одна теория, имеющая объективно своей целью дать новое оружие в руки капиталистических элементов.

Правда, цель может быть и заведомо субъективной:

Для чего же существует тогда капиталистическое окружение, если не для того, чтобы международный капитал прилагал все силы организовать у нас в приграничных районах выступления недовольных элементов против Советской власти?

Свое задание имеет даже то, что стареет и подлежит устранению: его обязанность — препятствовать прогрессу:

Есть старые идеи и теории, отжившие свой век и служащие интересам оживающих сил общества. Их значение состоит в том, что они тормозят развитие общества, его продвижение вперед. Бывают новые, передовые идеи и теории, служащие интересам передовых сил общества. Их значение состоит в том, что они облегчают развитие общества, его продвижение вперед («О диалектическом и историческом материализме»).

Ведомство «надстройки», по которому служат «идеи и теории», руководящие указания получает от «базиса». В трактате о языкознании Сталин пишет:

Надстройка для того и создается базисом [610], чтобы она служила ему.

Так возводится целая лестница анимизированных марксистских абстракций, соответствующая обычным у Сталина богословско-аристотелевским рядам («первая причина… вторая причина…»), которые при движении вспять должны прослеживаться к абсолюту как своему безусловному основанию и «целевой причине». Дисциплинарно-телеологическая цепь принимает облик бюрократической теогонии, вереницы унылых эонов. Если надстройка порождается базисом, то сам базис — материальным развитием общества. Кроме того, общество для своих нужд порождает еще и язык, который, как мы только что видели, трудится на него с тем же чиновничьим усердием, что и надстройка.

Подобно ей, язык изофункционален кадрам, вырастающим из классового массива (ниже мы увидим, что по той же продуктивной модели у Сталина сам язык строится изнутри); только, в отличие от надстройки, он создан в совокупности всеми классами, всем народом. Систематизируя различия между языком и надстройкой, автор, однако, забывает об одном из них, которое определяется мерой одушевленности: