Владимир Рудинский - Вечные ценности. Статьи о русской литературе

Беда только в том, что большевизм гораздо более заинтересован в насаждении своей ядовитой идеологии, чем в мирной проповеди тех идей, которыми в действительности была велика наша родина. И, даже знакомя подчиненные ему страны с подлинной русской культурой, он способен делать это в столь грубых и принудительных формах, что вызывает подчас больше ненависти, чем сочувствия и понимания. Не будем, впрочем, предаваться чрезмерному пессимизму: кое-что положительное все же останется от более близкого знакомства иных народов с Россией. Наши великие писатели, мыслители и художники сумеют постоять за себя: они оставили нам в наследство произведения, проникнутые подлинным христианством, которого никакие обстоятельства не скроют и не сотрут до конца.

Среди государств, доступных экспансии русской культуры, Албания должна стоять на одном из первых мест в качестве наиболее дикого уголка Европы, где принесенные извне семена находят во многом еще девственную почву, способную дать богатые всходы.

Древняя страна пелазгов, – которая теперь официально носит имя «Републике Популор э Шкиперисе» (Албанская Народная Республика), разделена многими внутренними различиями. Ея язык распадается на два сильно отличающихся друг от друга наречия, гегийское на севере и тоскское на юге. Примерно две трети населения мусульмане, но среди них существует сильная секта бекташей, далеко отошедшая от ортодоксального Ислама. Христиане в свою очередь разбиты на католиков, главным образом на севере, и православных, преимущественно на юге. Впрочем, из-за религии албанцы не привыкли ссориться между собой, относясь к ней не без равнодушия. Путешественники замечают, что албанский крестьянин вполне способен в важном случае обратиться сперва к христианскому священнику, а потом к мулле, или наоборот.

Язык албанцев, – которые сами себя называют шкипетарами, принадлежит к индоарийским, и среди них составляет отдельную ветвь, но он не меньше как наполовину, заполнен заимствованными латинскими корнями, к которым надо прибавить немалый запас турецких. Их характер выкован жизнью среди гор и постоянной борьбой, с иностранцами и между собой – у них, как у кавказских горцев и корсиканцев, в ходу родовая месть.

Константин Леонтьев подметил когда-то, что весь романтизм албанцев уходит на войну, и что любовь в их жизни занимает мало места. Это целиком подтверждает их литература, где все время дрожит струна горячего патриотизма и военных подвигов, а о женщине говорится вскользь, – и то чаще всего в качестве матери или сестры. Культ дружбы и верности слову, – у них существует выражение besa shqipetàre, «слово албанца», звучащее не менее гордо, чем die deutsche Treue 392, – смесь рыцарского и разбойничьего в их характере всегда делали из них превосходных солдат, проливавших кровь за свое и чужое дело, на службе Турции, Италия, Греции, но прежде всего в защиту своей собственной земли.

О методах советского просвещения на территории Албании мы намерены судить не по официальным документам, не слишком надежным, а по одному небольшому образцу, достаточно, на наш взгляд, поучительному. Вот, перед нами хрестоматия для албанских школ-семилеток, издания министерства просвещения – Antologjia klasës së VII-të shkollës shtatëvjeçare. Рассмотрим, из чего она составлена. В книге 312 страниц. С первой из них на нас взирает величественная физиономия Энвер Ходжи 393. Это в порядке вещей – фюрер, дорогой и любимый вождь. И, конечно, текст начинается с его речи к молодежи. Тоже ничего странного.

Против первых 100 страниц хрестоматии трудно сделать возражение. Они заполнены албанскими народными песнями, одной албанской сказкой (очень хорошей, но почему же только одной – места не хватило?) и отрывками из албанских классиков. Здесь мы находим небольшие кусочки из произведений писателей конца прошлого века, представляющих собою лучшее, что когда-либо было написано по-албански. К этой категории надо отнести выдержки из поэм Наим-бея Фрашери 394(его картины албанской природы вызывают у нас воспоминания о лучших местах «Пана Тадеуша» Мицкевича) и из пьесы Сами-бея Фрашери 395«Клятва» («Besa»), стихи Чаюпи 396, несколько глав из романа Михаля Грамено 397«Очаг».

Но так как под весь этот «золотой век» албанской литературы отведено едва 50 страниц, он сжат до невозможности. Многие писатели, заслуживающие внимания, вообще сюда не включены, а из попавших сюда образцы даны слишком скупо, чтобы удовлетворить албанского школьника или любопытного иностранца, желающего по этой хрестоматии составить себе впечатление об албанской культуре.

Обращает на себя внимание полное отсутствие в сборнике сочинений итальянских албанцев даже столь замечательного автора, как Иеронима де Рада 398. Албанская колония в Италии, составившаяся в ХV веке из бойцов за независимую Албанию, дала целый ряд талантливых писателей; их полное исключение из хрестоматии – очевидным образом политический акт, знаменующий разрыв с Западом.

Чем же занята остальная часть хрестоматии, больше, чем на две трети? Почти 100 страниц заполнены новыми албанскими писателями, но исключительно коммунистического направления. Почти все они в художественном отношении производят впечатление полного ничтожества. Политическая ортодоксальность их – безупречна. Тут есть две статьи самого Энвер Ходжи. А затем, – несколько стихов, которые говорят сами за себя: «Кремль», «С тобой, Сталин!», «Комиссар», «Новая жизнь»; в прозе мы находим «Возвращение партизан» и «На пороге свободы» (под свободой подразумевается «народная демократия»). Чтобы быть беспристрастными, отметим, что есть и исключение: «Драгобийское ущелье» Ламе Кодра написано с настоящей поэтической силой. Искусно перемешаны в нем идеи борьбы за национальную независимость и за коммунизм.

На этом кончается албанская литература и примерно 115 страниц, больше трети хрестоматии, отведено под иностранную. Мысль в принципе неплохая, но посмотрим, каково распределение материала. Западной Европе отведено 5 страниц – речь Брута из «Юлия Цезаря» Шекспира и одна сцена из шиллеровского «Вильгельма Телля». Все остальное, если исключить несколько отрывков их болгарских революционных писателей, целиком занято русской литературой. Из Пушкина – «Послание к Чаадаеву» и «Деревня». У читателя должно создаться впечатление, что Пушкин был исключительно политическим, и притом – ярко революционным поэтом. Из Гоголя – отрывок из «Ревизора» (вот, как прогнила царская Россия!) и, не знаем, каким чудом, кусочек из «Тараса Бульбы». «Смерть чиновника» Чехова как бы дополняет «Ревизора», Лев Толстой представлен одной страничкой из «Детства и отрочества», и если прибавить «Буревестника» и главу из «Матери» Горького, то на этом кончается русская дореволюционная литература. Таким образом, ни о Лермонтове, ни о Некрасове, ни о Достоевском, ни о Тургеневе не сообщается ничего, и надо признать, что Пушкин и Гоголь представлены до крайности однобоко.