Светлана Бойм - Будущее ностальгии

В оригинальном тексте, очевидно, присутствует игра слов «republic of letters» — «empire of letters», отражающая разницу между республиканским и имперским типами государственности. — Примеч. пер.

Андре Асиман (Andre Aciman, р. 1951) — современный американский писатель, преподаватель и литературный критик египетского происхождения, автор известного романа «Зови меня своим именем» и др. — Примеч. пер.

Арджун Аппадураи (Arjun Appadurai, р. 1949) — современный американский антрополог, культуролог и исследователь общества эпохи глобализации индийского происхождения. Среди прочего занимался темой «воображаемых ландшафтов» в глобальном информационном обществе. — Примеч. пер.

Appadurai A. Modernity at Large: Cultural Dimensions of Globalization. Minneapolis: University of Minnesota Press, 1996.

С этим утверждением сегодня уже можно смело полемизировать, так как в социальных сетях и киберпространстве уже сложилось немало субкультур, связанных с воспоминаниями об исчезнувших интернет-ресурсах и «олдфаговым» интернетом. — Примеч. пер.

Rushdie S. The Wizard of Oz. New York: Vintage International, 1996. Фрагмент эссе Салмана Рушди «Из Канзаса» («Out of Kansas»), впервые опубликованного в 1992 году в журнале The New Yorker — по книге «Шаг за черту», 2010. Перевод: В. Белов. — Примеч. пер.

Nabokov V. Speak, Memory: An Autobiography Revisited. New York: Vintage International, 1989. Р. 109.

Эпизод, о котором упоминает Борис Носик: Мир и дар Владимира Набокова. М.: Пенаты, 1995. С. 280-281. Лучшая биография Набокова на английском языке: Boyd B. Vladimir Nabokov. The Russian Years. Princeton, NJ: Princeton University Press, 1990; см. также: Vladimir Nabokov: The American Years. Princeton, NJ: Princeton University Press, 1991.

Nabokov. Speak, Memory. Р. 89.

В. В. Набоков в своем произведении «Память, говори» так завершил описание сцены встречи на перроне: «Сани неведомо как удалились, оставив беспаспортного шпиона в ботах и теплом плаще стоять на иссиня-белой новоанглийской дороге». — Примеч. пер.

Nabokov V. Poems and Problems. New York: McGraw Hill, 1970. Р. 110-111. «Эта тайна та-та, та-та-та-та, та-та, а точнее сказать я не вправе». Перевод на английский язык — мой. Другая интерпретация: Alexandrov V. Nabokov's Otherworld. Princeton, NJ: Princeton University Press, 1991. В этой интерпретации подробно излагается замечание Веры Набоковой о роли потусторонности в искусстве и жизни Набокова. На мой взгляд, слово «потусторонность» лучше всего переводится на английский как «otherworldliness» — как качество, состояние, аура или обусловленность, но вовсе не как «other world». На самом деле, последнее в русском языке — это «иной мир» или «другой мир». Для Набокова, который придавал особое значение точности языка и перевода, разница имеет решающее значение. (Сам профессор Александров признает некоторые трудности, возникавшие при переводе.) Набоков же настаивал на том, чтобы сохранять недосказанность; это была его главная «метафизика».

Металитература, метапроза, метафикшен и т. д. — форма литературного произведения, предметом которого является процесс построения текста, исследование его генезиса и процесса кристаллизации литературного произведения. — Примеч. пер.

Nabokov. Speak, Memory. Р. 99. Выражение «подложный паспорт» (фальшивый паспорт) появляется в русском тексте, но в другом месте, в конце одиннадцатой главы. «Passportless spy» добавляется к пятой главе английской версии автобиографии в 1966 году, но текст не был добавлен в русскую версию книги «Другие берега» — любопытный жест предосторожности со стороны писателя. Единственным способом совершить путешествие в Советскую Россию в конце 1920‑х и в 1930‑е годы было незаконное пересечение границы. В 1930‑е годы возвращение в Советскую Россию чаще всего означало определенную форму сотрудничества с НКВД, на которую шли многие евразийцы и ностальгические патриоты (например, муж Цветаевой, Сергей Эфрон); в послевоенный период конца 1940‑х и 1950‑х годов многих эмигрантов, вдохновленных победой Советского Союза на войне, соблазняли вернуться назад и обещали безопасность и трудоустройство. Многие из них были арестованы по прибытии или годами жили в страхе быть арестованными. Однако в 1960‑е и начале 1970‑х годов угроза личной безопасности снизилась, и многие эмигранты отважились на поездку в Советский Союз в качестве участников иностранных туристических групп.

Здесь игра слов «passport — password». — Примеч. пер.

Nabokov. Speak, Memory. Р. 18.

Barthes R. Camera Lucida. London: Flamingo Press, 1984. P. 26-27.

Набоков В. Переписка с сестрой. Ann Arbor, MI: Ardis, 1985. Р. 93.

Игра слов «literal‑literary». — Примеч. пер.

Sontag S. On Photography. New York: Penguin, 1977. Р. 15.

Ibid. P. 24.

Пока настоящие фотоснимки дома оставались еще не доступными, Набоков создавал мнимые фотографии своего покинутого дома: «в сумеречном оцепенении их комнат молодые мои чувства подвергались — телеологическому, что ли, «целеобусловленному» воздействию — как будто собравшиеся в полутьме знакомые предметы стремились создать этот определенный, окончательный образ, повторявшиеся предъявления которого наконец запечатлели его у меня в мозгу.

Сепиевый сумрак студеного вечера середины зимы вторгался в комнаты, сгущаясь до гнетущего мрака. Там и сям, бликом на бронзовом ангеле, блеском на стекле, бельмом на красном полированном дереве, отражался в потемках случайный луч, проникавший с улицы, вдоль срединной линии которой уже горели лунные глобусы высоких фонарей. Вырезные тени ходили по потолку. Нервы заставлял «полыхнуть» сухой стук о мрамор столика — от падения лепестка хризантемы» ( Nabokov. Speak, Memory. Р. 89). Это описание напоминает фильм, который мог бы снять Тарковский, с бегущими тенями, ваяющими образ времени из отражений во множестве зеркальных поверхностей. Этот «отраженный в потемках случайный луч», этот рассеянный лунный свет освещает ускользающий образ воспоминания. Сухой звук лепестка хризантемы, падающего на мраморный стол, представляет собой синестетический образ звука, вкуса и запаха, лишенный плоскостной незыблемости фотоснимка. Описание, кажется, превосходит как вербальное, так и визуальное начала. Этот особый чувственный образ утраченного дома из детства едва ли может стать символом потерянной родины.

Ibid. P. 256.

Это пародийная ссылка на замечания Пушкина о природе и пасторальных образах: «Ох, лето красное! любил бы я тебя, Когда б не зной, да пыль, да комары, да мухи». В философской традиции мухи являются посланниками повседневной банальности. Заратустра у Ницше презирает «базарных мух»: «Беги, мой друг, в свое уединение: я вижу тебя искусанным ядовитыми мухами. Беги туда, где веет суровый, свежий воздух!» Цит. по: Nietzsche F. Thus Spoke Zarathustra / R. J. Hollingdale, transl. New York: Penguin, 1962. P. 79.