Светлана Бойм - Будущее ностальгии

Nabokov. Speak, Memory. Р. 275.

В оригинальном тексте здесь использовано слово «passing», что в американском контексте может отсылать к теме сложного положения в обществе разнообразных представителей меньшинств (расовых, гендерных, политических, сексуальных и т. д.), пытающихся «сойти за своего», «раствориться» в преобладающей массе представителей большинства. Аналогом этого понятия также может служить жаргонное русское понятие «косить под кого-либо» — «косить под блатного» с целью выжить в криминальной среде, «косить под русского» с целью избежать дискриминации по национальному признаку» и т. д. — Примеч. пер.

Nabokov. Strong Opinions. New York: Vintage, 1990. P. 34-35.

Ibid.

В оригинальном тексте здесь, вероятно, игра слов — «passing» — «passages», что можно перевести на русский язык как пару слов «пропуск» (документ) — «проходы» — (соединительные промежуточные пространства), ранее в тексте слово «passing» также употреблялось в жаргонном варианте, в смысле «косить под кого-либо», «казаться кем-либо». Таким образом, паспорт — это документ, который может выдавать обладателя за кого-то другого. В том числе позволить ему получить доступ (проход) в не предназначенные для него места, слои общества, страны и т. д. То есть подложный документ — паспорт — в буквальном смысле позволяет владельцу «косить под кого-то другого» и беспрепятственно проходить в запретные зоны. — Примеч. пер.

Ibid.

Игра слов: «problem» — англ. «задача», «проблема», «chess problem» — «problem of his life». — Примеч. пер.

Набоков В. Машенька. Свердловск: Среднеуральское издательство, 1990. Перевод на английский язык мой.

Ганина. — Примеч. пер.

Nabokov. Poems and Problems. Р. 46-47. Набоков выбирает забытое название, racemosa, для обыкновенного русского растения черемухи, чтобы сохранить, по его словам, «внутреннюю рифму». «Расимеоза» вторит России фонетически; в русском языке слово, часто являющееся синонимом казни, «расстрел», тоже имеет аналогичную фонетическую связь с Россией. «Но сердце, как бы ты хотело, чтоб это вправду было так: Россия, звезды, ночь расстрела и весь в черемухе овраг».

По теме ностальгии в поэзии Набокова см.: Броуде И. От Ходасевича до Набокова: ностальгическая тема в поэзии первой русской эмиграции. Tenafly, NJ: Hermitage, 1990. Разбор произведений Набокова на русском языке см.: Долинин А. «Двойное время у Набокова» от «Дара» к «Лолите» // Пути и миражи русской культуры. СПб., 1994.

Набоков В. Подвиг (Слава) // Собрание сочинений в двух томах. Т. 2. М.: Правда, 1990. Р. 158. Набоков утверждал, что мыслил изображениями, что характерно для двуязычных писателей, которые всегда ищут альтернативный, невербальный язык и альтернативные реалии, чтобы вытеснить свою тоску. Однако образы в его текстах часто проблематизированы: изображение не только обрамляет, но и ограничивает опыт. Образ приобретает значимость, когда преобразуется в нарратив с темпоральным измерением и чувственной, тактильной исключительностью.

Набоков В. Соглядатай («Глаз») // Собрание сочинений в двух томах. Т. 2. С. 310.

Набоков пишет в письме о посещении музея в Ментоне, который был украшен статуями Петра Великого и Пушкина. Это сопоставление поразило его. Разбор см.: Shrayer M. The World of Nabokov's Stories. Austin: University of Texas Press, 1999.

Хотя Набоков и критиковал увлечение сюрреалистов психоанализом и символами, его музей заполнен сюрреалистическими найденными объектами и становится идеальным местом для фантастического хеппенинга. Время и пространство в музее являются эксцентрическими и лишенными логики.

Nabokov V. The Stories / Dmitri Nabokov, transl. New York: Knopf, 1996. P. 284-285.

Nabokov V. A Visit to the Museum. Р. 285. В конце концов, путешествие эмигранта оказывается одним из многих trompe l'œil провинциальной Кунсткамеры, своего рода аллегорией течения времени, которая проявляется в нарушении границ пространства.

Сергей Давыдов пожелал вообразить иное окончание — в будущем, когда сама Советская Россия из набоковского рассказа стала бы музейной экспозицией: Посещение кладбища и музея. Диапазон, 1993. С. 36-39.

Nabokov. Poems and Problems. Р. 140-141. Я благодарна Елене Левиной за то, что она привлекла мое внимание к этим стихам.

«То prince Kachurin»; подарил его Эдмунду Уилсону, в архиве которого в США хранится этот автограф. Фамилия князя созвучна с просторечными русскими глаголами «окочуриться», «окачуриться», «качуриться» и т. д., что означает «умереть». Этимология этого слова доподлинно неизвестна, но, по одной из версий, глагол может происходить от старого слова «чур», то есть «деревянное идолище, символизирующее предка». Таким образом, окачуриться — одеревенеть, дать дуба, отправиться к предкам, в прошлое, к праотцам, назад, в небытие.

Исследователь творчества Набокова А. А. Долинин во втором томе книги «Владимир Набоков: pro et contra» указывает, что князь Качурин, к которому обращается герой стихотворения, — вымышленный персонаж. Долинин также отмечает, что В. В. Набоков в примечаниях к стихотворению в книге «Poems and problems» помещает придуманную биографию князя: «Качурин Стефан Мстиславович. Мой бедный друг, бывший полковник белой армии, умерший несколько лет тому назад в монастыре на Аляске. Только золотым сердцем, ограниченными умственными способностями и старческим оптимизмом можно оправдать то, что он присоветовал описываемое здесь путешествие. Его дочь вышла замуж за композитора Торнитсена». Качурин впервые встречается в романе «Дар», где главный герой обнаруживает в берлинском книжном магазине «несколько эмигрантских новинок: новый, дородный роман генерала Качурина "Красная княжна"». Долинин также приводит примеры случаев посещения русскими эмигрантами СССР с подложным паспортом. Так путешествовал, например, один из редакторов пражского журнала «Воля России» В. И. Лебедев, описавший позднее эту поездку, а также — Павел Дмитриевич Долгоруков. Последний был в итоге арестован и расстрелян. Набоков сделал авторский перевод стихотворения на английский язык. — Примеч. пер.

Nabokov V. Look at the Harlequins. New York: Vintage International, 1990. P. 204.

Ibid. P. 211. В отличие от предыдущих выдуманных возвращений в заснеженный Ленинград это, происходящее в период белых ночей, вызывает воспоминания о старых туристических открытках, а вовсе не личного откровения. (Вадим вспоминает, что он никогда не проводил лето в городе.)