Арчи Браун - Типы лидеров. Определить, найти подход, добиться своего

Его поддерживали и отечественные, и иностранные консерваторы. Отмечая успехи в борьбе против большевизма, лондонская «The Times» писала, что падение режима Муссолини «было бы слишком ужасным событием». В январе 1935 года Муссолини покончил с парламентаризмом и стал полновластным диктатором. Этому в очередной раз содействовал король, очевидно решивший, что крайне правый авторитаризм лучше, чем слабый парламентский строй и партийная конкуренция [835]. К концу 1926 года Муссолини запретил в стране все партии, кроме своей собственной, и, создав для этой цели специальный трибунал, посадил в тюрьмы или поместил под полицейский надзор большинство лидеров-коммунистов и других известных итальянских антифашистов [836].

В 1925 и 1926 годах на жизнь Муссолини было совершено несколько покушений, но он остался цел и невредим. Папа римский сказал, что его «воистину хранит Господь», а архиепископ Неаполя заявил в своей проповеди, что Муссолини оберегает «некое высшее предназначение», которое «пойдет на благо нашей Италии и, возможно, всему миру» [837]. Роберт Пакстон отмечал, что еще долгое время после того, как его режим превратился в обыденность, Муссолини по-прежнему нравилось говорить о «фашистской революции». Он имел в виду «революцию против социализма и мягкотелого либерализма, новый способ объединения и мотивирования итальянцев и новый тип государственной власти, способный подчинить личные свободы нуждам национального единства и организовать всеобщее согласие при сохранении неприкосновенности частной собственности» [838]. Тем не менее ради того, чтобы добиваться своего при максимально возможном общем согласии, Муссолини был готов маневрировать. Одному из старых друзей он говорил, каких усилий стоят поиски «равновесия» между такими могущественными институциями и группами интересов в стране, как «правительство, партия, монархия, Ватикан, армия, милиция, префекты, провинциальные партийные лидеры, министры, глава Confederazioni (государственных профсоюзов) и интересы гигантских монополий» [839]. Установление тоталитарной власти оставалось для Муссолини скорее далекой мечтой.

Главным механизмом укрепления авторитета и поддержания власти Муссолини служил культ лидера. Яркий оратор, Муссолини еще в середине 1920-х говорил о предполагаемой пользе «сильной руки» и об установлении «порядка». Как заметил Кристофер Дагган, «после смуты нескольких предыдущих лет миф о „порядке“ завораживал. По иронии судьбы, именно те, кто был главным зачинщиком беспорядков и кто сделал больше всех остальных для подрыва веры в правосудие и дискредитации государственной власти, стали главными выгодоприобретателями всеобщей тоски по стабильности» [840]. Идея популяризации образа великого Муссолини исходила тогда от фашистской партийной организации. Таким образом, сама партия, которая была менее популярна по сравнению с дуче, рассчитывала погреться в лучах его славы. Однако наряду с этим культ Муссолини позволил ему дистанцироваться от хулиганствующих чернорубашечников и в целом давал возможность перекладывать ответственность на других, когда что-то шло не так. Как отмечает Дагган, в 1930-х годах неудачи фашизма постоянно «приписывали некомпетентному, коррумпированному или вероломному окружению дуче, а сам Муссолини представал не имеющим представления о грехах окружающих или же великодушно прощающим их» [841].

Даже итальянский журналист, желавший видеть фашизм более монолитным, признавал наличие в нем «разных течений» и то, что «единственным объединяющим элементом был миф о лидере и его презюмируемой непогрешимости» [842]. В 1930-е годы в этот миф постепенно стал верить и сам Муссолини, сказавший: «Я не совершил ни одной ошибки, доверяясь своему инстинкту; прислушиваясь к голосу разума, я всегда впадал в заблуждения». Ставить «инстинкт» выше разума было вообще характерным для фашизма [843]. Тем не менее между итальянским и германским фашизмом существовали важные различия. Если в мировоззрении Гитлера центральное место занимал антисемитизм, то в случае Муссолини это было не так. С 1932 по1935 год пост министра финансов в его правительстве занимал еврей, а представленность еврейской национальности в его партии с первых дней ее существования была непропорциональна велика [844]. Вопрос о еврейском влиянии на итальянское общество приобрел остроту только на фоне укрепления дружбы с нацистской Германией в конце 1930-х годов, и осенью 1938 года были приняты дискриминирующие евреев законы [845].

Когда на завершающих этапах Второй мировой войны стало очевидным, что Италия идет к поражению, муссолиниевское «презрение к врагу» «распространилось и на его сторонников» [846]. Его былая популярность быстро пошла на убыль, когда оказалось, что все военные лишения были совершенно ни к чему. В 1945 году Муссолини вместе с его любовницей Клареттой Петаччи схватили партизаны-коммунисты. Их расстреляли, а трупы подвесили за ноги и выставили на всеобщее обозрение. О том, насколько был популярен Муссолини, мгновенно забыли. Присутствовавший при этом молодой журналист подытожил мгновенный переход от восхвалений к проклятиям в адрес низложенного лидера словами о «тирании, основанной на легковерии и конформизме толпы». Говоря о превращении одного политического мифа в другой, он же писал, что «люди из тех, кто раньше собирался на площадях всех итальянских городов, чтобы восторженно приветствовать Муссолини», теперь вели себя так, как будто всегда были его противниками [847].

Несмотря на то что и Муссолини, и Гитлер иногда прибегали к революционной фразеологии, и один, и другой, как отмечает Роберт Пакстон, «получили предложение возглавить правительство от главы государства», который «действовал в рамках своих законных прав и обязанностей на основе консультаций с гражданскими и военными советниками» [848]. В 1923 году Гитлер предпринял попытку путча в Баварии, надеясь, что захват власти в Мюнхене станет первым шагом на пути к Берлину. Однако его арестовали и на год посадили в тюрьму. Получив этот урок, он решил, что лучше бороться за власть на выборах, а не захватывать ее неконституционным путем. Это произошло не потому, что он преисполнился веры в правовое государство — просто он больше полагался на свою растущую популярность. С диктатурой можно было подождать. В тюрьме Гитлер читал и работал над своей книгой «Майн кампф» («Моя борьба»), которая была издана в двух томах в середине 1920-х годов. Книгу пронизывают его маниакальная одержимость арийской «расовой чистотой» и навязчивый антисемитизм. Гитлер удачно использовал ощущения униженности и несправедливости, царившие в послевоенной Германии 1920-х годов. Считая, что страна находится в состоянии кризиса, он настаивал, что «из всех причин упадка Германии … самой главной и решающей остается отказ признать наличие расовой проблемы, и в особенности еврейской угрозы» [849]. Подвергая яростным нападкам пацифизм, Гитлер писал также, что «пусть сражаются те, кто хочет жить, а те, кто не хочет сражаться в этом мире вечной борьбы, жить недостойны» [850].