Арчи Браун - Типы лидеров. Определить, найти подход, добиться своего

Муссолини находился у власти дольше, чем Гитлер, но его внешняя политика приобрела черты авантюризма в 1930-х годах, а затем обернулась трагедией для Италии после заключения полномасштабного союза с нацистской Германией. Ранее он живо поддерживал довольно распространенные среди его соотечественников мнения о том, что Италия упустила свое и во времена, когда другие европейские государства создавали колониальные империи, и при распределении территориальных наград на мирной конференции 1919 года. Существование Лиги Наций в 1930-х годах предполагало, что государства будут придерживаться внешнеполитических принципов, отличных от существовавших в конце девятнадцатого века. Однако при Муссолини Италия сначала укрепила свой контроль над Ливией, находившейся под ее протекторатом еще с довоенных времен, затем в ходе военной интервенции 1935–1936 гг. захватила Эфиопию, а в 1939 году аннексировала Албанию. Воодушевленный этими успехами Муссолини с самого начала Гражданской войны в Испании поддержал восставших националистов (очень близких к фашизму) генерала Франко, направив им на помощь военный контингент в составе пятидесяти тысяч человек. На понесенные итальянцами тяжелые потери дуче отреагировал отправкой в Испанию большого количества самолетов, бронетехники и стрелкового оружия [898]. Помощь Франко со стороны Муссолини в значительной степени способствовала поражению испанских демократических сил и установлению авторитарного франкистского режима. Муссолини был вовлечен в испанскую войну в значительно большей мере, чем Гитлер или Сталин [899]. В то же время начиная с 1936 года он всячески старался укреплять союзнические отношения с гитлеровской Германией, и в 1940 году Италия под его руководством вступила во Вторую мировую войну на стороне нацистов. Падение Франции развеяло последние сомнения Муссолини в том, что он будет видным участником коалиции победителей. Однако Италии было суждено стать младшим и крайне неудачливым военным партнером. К лету 1943 года Муссолини лишился поддержки даже Большого фашистского совета, был смещен королем, арестован, освобожден из-под ареста немцами и вплоть до своего ужасного конца в 1945 году был главой мелкого марионеточного режима.

Самым осторожным внешнеполитическим игроком из троицы «великих диктаторов» был Сталин. При этом в отличие от фашистской догмы, составной частью которой были насилие и захват чужих территорий на основе идеи национального или расового превосходства, оправданием коммунистической экспансии могло служить только желание жителей той или иной страны поменять капитализм на «социализм» советского образца, которое на поверку обычно оказывалось полностью сфальсифицированным. Совершенно очевидно, что большинство граждан прибалтийских Эстонии, Латвии и Литвы не желало присоединения к Советскому Союзу, но в результате Пакта Молотова — Риббентропа эти страны были в 1939 году вынуждены сначала разместить у себя советские военные базы, а затем, в 1940 году, были аннексированы. Как и везде, там имелось достаточное количество местных коммунистов, готовых выполнять указания Кремля. При помощи советской военной силы такие решительно настроенные меньшинства были в состоянии устанавливать и поддерживать непопулярные режимы. Германо-советский договор отдавал в сферу влияния Советов и Финляндию, но финны оказали отчаянное сопротивление. В результате «зимней войны» 1939–1940 гг. Финляндия уступила Советскому Союзу часть территории, однако людские потери советских войск были несопоставимо бóльшими, чем у финнов. В результате в марте 1940 года был заключен мирный договор, по которому Финляндия оставалась независимым государством [900].

На фоне трудностей, с которыми столкнулась Красная армия в советско-финской войне, Сталин, в отличие от Гитлера, с большим сомнением относился к идее вступления в крупномасштабный конфликт. С его точки зрения, для Советского Союза было бы выгоднее оставаться в стороне и воспользоваться плодами изнурительной войны между капиталистическими государствами. Но в данном контексте особое значение имеет то, что вера Сталина в собственное предвидение заставила его не поверить целому ряду предупреждений о грядущем нападении Германии, запланированном на 22 июня 1941 года [901]. Он получил сообщения об этом в том числе от советских дипломатов из Германии, от советского разведчика Рихарда Зорге из Японии и от Уинстона Черчилля. Разнообразие источников информации о неизбежной полномасштабной германской агрессии должно было заставить Сталина поколебаться в своей уверенности в том, что в ближайшее время об этом не может быть и речи. За день до нападения глава НКВД Лаврентий Берия, желая на будущее оградить себя от роли козла отпущения, писал Сталину: «Я и мои люди, Иосиф Виссарионович, твердо усвоили Ваше мудрое предначертание: в 1941 г. Гитлер на нас не нападет» [902].

Создается впечатление, что чем больше Сталина предупреждали о предстоящей германской агрессии, тем больше он видел в этом организованную дезинформационную кампанию. Советский лидер, которого подчас описывают как в высшей степени реалистичного политика, проявлял удивительное легковерие во всем, что касалось Гитлера. Он доверял ему явно больше, чем своим высшим военачальникам, поскольку в 1937–1938 гг. троих из пяти Маршалов Советского Союза расстреляли по приговору суда, а оставшиеся двое были наименее компетентными. Советские потери первых дней войны были бы далеко не столь велики, если бы к предупреждениям отнеслись всерьез, а высшее армейское командование не было репрессировано по личному указанию Сталина. В ходе войны и Гитлер, и Сталин немало поспособствовали людским потерям своих армий, отказывая военачальникам в праве на отступление даже в самых безнадежных случаях.

Тем не менее Сталин лучше, чем Гитлер, умел прогнозировать возможные реакции руководства стран Запада (в том числе и администрации самой могущественной из них — США) на свои действия. В частности, поэтому по результатам Второй мировой войны ему сошло с рук создание будущего советского блока в странах Центральной и Восточной Европы. Непосредственно после войны с Германией у Запада не было никакого интереса (а у Западной Европы 1945–1946 гг. и фактических возможностей) вступать в очередной военный конфликт теперь уже со своим важнейшим союзником по антигитлеровской коалиции. Кроме того, Сталин знал, когда следует остановиться. После войны человеческие и материальные ресурсы победившего в ней Советского Союза были истощены не меньше, чем у побежденной Германии, и он не смог бы противостоять американской военной мощи. Даже установив советскую гегемонию в Восточной Европе, коммунистические государства которой были полностью лояльны Москве (хотя бы на первых порах), Сталин не стал помогать приходу к власти коммунистов в Греции и лишил их советской поддержки. Таким образом, он хотел избежать прямого столкновения с Западом и риска потери недавних советских приобретений на Европейском континенте [903].