Арчи Браун - Типы лидеров. Определить, найти подход, добиться своего

Если сравнивать Мао с постмаоистской китайской правящей верхушкой, а Хрущева — с его преемниками, то обнаружится схожая картина: авторитарный единоличный руководитель был в большей степени готов рисковать на внешнеполитической арене, чем коллективное руководство. Сами эти двое с 1956 года находились в острых разногласиях между собой. По складу характера оба стремились доминировать над окружающими, а в политическом плане их пути разошлись, что привело к расколу между Советским Союзом и Китаем. Если Хрущев шел в направлении десталинизации, то Мао все больше стремился к идеологическим крайностям. Избавляясь от своих реальных или вымышленных оппонентов, китайский лидер проявлял ничуть не меньшую жестокость, чем Сталин, хотя его «Большой скачок» и особенно «Культурная революция» не имели ничего общего со сталинскими методами руководства. Мао продолжал защищать Сталина и после того, как в Советском Союзе последний стал объектом критики, и труды «вождя» переиздавались в Китае еще долгое время после того, как исчезли с полок российских книжных магазинов. Несмотря на то что временами Мао испытывал к себе отнюдь не уважительное отношение со стороны Сталина, ему претило развенчание культа личности последнего Хрущевым. Кроме того, он видел в этом угрозу собственному культу, который, правда, в то время еще не достиг высот времен «Культурной революции», когда к «Маленькой красной книжечке» — сборнику цитат Мао — относились с бóльшим благоговением, чем ко всем трудам Маркса и Ленина, вместе взятым.

Кроме того, появились острые разногласия во внешнеполитической сфере. Советский Союз постсталинской эпохи старался улучшить отношения с США, и, несмотря на присущие Хрущеву непоследовательность и импульсивность, советское руководство в целом считало, что избежать ядерной войны жизненно важно. Мао же, напротив, относился к перспективе полномасштабной войны с лихой бесшабашностью. В 1954 году он говорил индийскому премьеру Джавахарлалу Неру, что «социалистический лагерь переживет ядерную войну, а империалисты будут стерты с лица земли». Тремя годами позже, на Совещании коммунистических и рабочих партий в Москве, он потряс восточноевропейских коммунистов заявлением о том, что в ядерной войне погибнет треть или половина населения планеты, но потери в скором времени будут восполнены, зато в результате войны империалисты потерпят сокрушительное поражение «и во всем мире будет лишь социализм» [910].

После смерти Сталина и до конца 1950-х Хрущев укреплял свои позиции в советском руководстве, которое тем не менее в целом оставалось коллективным. Своенравие и самодурство Хрущева стали опасными только к началу 1960-х, когда он поставил себя над коллегами и часто принимал скоропалительные решения. Ничто не свидетельствует об этом с большей очевидностью, чем его идея разместить ядерное оружие на Кубе. Она стала причиной противостояния с Соединенными Штатами, которое могло вылиться в катастрофическую ядерную войну. В конечном итоге здравый смысл возобладал, и стороны пришли к компромиссу. Администрация Кеннеди пошла на серьезные уступки, но победила в сражении за общественное мнение. Соединенные Штаты обещали в будущем не помогать любым попыткам свергнуть кубинское правительство Фиделя Кастро. Кроме того, они обещали в разумное время вывести с территории Турции свои ракеты, в прямой досягаемости которых находился Советский Союз. Однако последнюю договоренность было решено не обнародовать. Таким образом, когда советские ракеты были выведены с Кубы, создалось впечатление, что уступил только Хрущев. В советском руководстве и в армии существовали большие сомнения в целесообразности размещение ракет на Кубе, но принуждение к их выводу было воспринято военными (и Кастро) как унижение. Выходка с ракетами на Кубе стала одной из главных ошибок, в которых обвинили Хрущева при его смещении в октябре 1964 года [911]. В целом же коллеги, по большей части пресмыкавшиеся перед Хрущевым в годы его подъема, говорили об «импульсивности, раздражительности, однобокости и произволе в руководстве и его мании величия» [912].

Одной из побудительных причин к разрыву с Советским Союзом для Мао стало то, чтó он счел стремлением Хрущева к согласию с Соединенными Штатами (невзирая на всю его непоследовательность в этом вопросе). В будущем ему пришлось не меньше беспокоиться по поводу относительно уютных отношений, которые поддерживал с советскими руководителями тандем Никсона — Киссинджера. Тем не менее и сам Мао был готов заигрывать с Соединенными Штатами, чтобы избежать одновременной напряженности в отношениях с двумя военными сверхдержавами. Кроме того, его долгосрочной целью было склонить США к отказу от поддержки Тайваня в качестве единственного легитимного китайского государства. Запоздалое признание Соединенными Штатами государственности КНР состоялось в 1972 году при Ричарде Никсоне, хотя полной нормализации американо-китайских отношений пришлось ожидать до 1979 года, когда о ней договорились президент Джимми Картер и Дэн Сяопин [913]. Это стало возможным только после того, как Дэн стал самым авторитетным из преемников Мао и в рамках политического курса на «реформы и открытость» Китай начал «впервые по-настоящему интегрироваться в международную систему» [914].

Свой первый визит после возвращения на центральные позиции во власти Дэн совершил в Сингапур, в котором последний раз бывал примерно за шестьдесят лет до этого. В 1920 году Сингапур был «колониальным болотом», а теперь стал «одним из мировых лидеров» [915]. По словам главного архитектора этого чуда Ли Куан Ю, Сингапур перешел «из третьего мира в первый». Ли, которому за свою долгую политическую карьеру довелось познакомиться с огромным числом мировых политических лидеров, писал об этой встрече с Дэном в 1978 году: «Он был самым ярким лидером из всех, с кем я встречался. Несмотря на свои пять футов роста, это был гигант. Узнав горькую для себя правду на 74-м году жизни, он был готов полностью изменить свое мировоззрение» [916]. На Дэна, в свою очередь, произвел глубокое впечатление прогресс, достигнутый Сингапуром. Впоследствии у него установились добрые отношения с Ли, и он признавал, что его стране следует многому поучиться у китайцев, умеющих продуктивно работать в условиях рыночной экономики.

В отличие от Мао, стремившегося изумить мир радикализмом своих идей и революционным примером Китая, его преемники ставили перед собой более прагматичные политические цели. Курс определял Дэн, хотя единственной одобренной им крупной военной операцией было нападение на Вьетнам, предпринятое в ответ на свержение вьетнамцами полпотовского режима в Камбодже. Во время визита в Соединенные Штаты Дэн проинформировал президента Картера об озабоченности Китая в связи с вьетнамской оккупацией Камбоджи и о намерении «преподать Вьетнаму урок». Советник Картера по национальной безопасности Збигнев Бжезинский уговорил его не стараться отговорить китайцев от этих действий [917]. Дэн сказал своим собеседникам в Белом доме, что Китай намерен завершить эту войну очень быстро. Вероятно, она закончилась даже быстрее, чем планировалось, поскольку китайские войска были в ней отнюдь не триумфаторами. Менее чем через месяц они вынуждены были отступить на свою территорию, встретив яростное сопротивление вьетнамцев и потеряв за это время 42 000 человек убитыми [918].